Фотография ницше рее и саломе. Лу Андреас-Саломе – подруга гениев. Отчего Ницше плакал

Луизу Саломе дома звали на на русский манер - Лёлей. Ее отец, Густав фон Саломе, наполовину немец, наполовину француз, был российским генералом. За успешное подавление польского восстания он получил от Николая I потомственный дворянский титул - вдобавок к французскому. Густаву фон Саломе было уже за пятьдесят, когда его жена, Луиза Вильм, дочь немецкого сахарного фабриканта, после пяти сыновей родила в феврале 1861 года долгожданную девочку.

«Братская сплоченность мужчин в нашем семейном кругу, — вспоминала Лу, — для меня как самой младшей и единственной сестренки столь убедительным образом запечатлелась в памяти, что с тех давних пор она переносилась в моем сознании на всех мужчин мира; когда я раньше или позже их где бы то ни было встречала, мне всегда казалось, что в каждом из них скрыт один из братьев».

Луиза росла любимицей в семье, и ей прощалось буквально все. Она вспоминала, что ее не наказали даже тогда, когда она позволила себе швырнуть на пол семейную икону, заявив, что не будет ходить в церковь, потому что Бога нет — иначе как он мог допустить смерть ее любимой кошки? Она наотрез отказалась от первого причастия, и родители не стали ее принуждать. Точно так же они пошли навстречу дочери, когда Луиза потребовала, чтобы ей разрешили учиться дома и заниматься только теми предметами, которые она сама считала полезными: философией, литературой, историей.

Она мечтала стать то философом, то поэтессой, то террористкой, как Вера Засулич, портрет которой она хранила у себя. В ту пору женщины даже активнее мужчин участвовали в революционных движениях, и Луиза была убеждена, что именно слабый пол является носителем силы, а вовсе не мужчины.

При этом Луиза отнюдь не была «синим чулком» и беспрестанно влюблялась. Когда ей исполнилось семнадцать лет, ее пленил немолодой голландский пастор Генрих Гийо, домашний учитель детей императора. Гийо читал популярные публичные лекции о богопознании. Луиза втайне от семьи посещала их, а затем уговорила пастора вести с ней индивидуальные занятия. Их беседы из философских становились все более личными. Луиза не видела в этом ничего зазорного. Ее даже не смутило, что пастор иногда сажал ученицу себе на колени. Но она очень удивилась, когда Гийо попросил ее выйти за него замуж, обещая, что оставит семью и даже службу. Луиза тоже по-своему любила пастора, но не могла даже представить, как она будет жить с ним, спать в одной постели. После ее отказа Гийо покинул Россию. Это было первое разбитое ею сердце.

На память об этой любви Луиза стала называть себя Лу — так звал ее пастор, который так и не научился выговаривать «Лёля».

Вскоре скончался генерал фон Саломе. Лу так тяжело переживала смерть отца, что начала подолгу болеть. У нее нашли серьезное заболевание легких, доктора посоветовали ей сменить климат. Она отправилась сначала в Швейцарию, где недолго училась философии в Цюрихе, а затем перебралась в Италию. Там, в Риме, Лу стала посещать курсы для эмансипированных женщин, которые организовала Мальвида фон Мейзенбух, близкий друг Герцена.

Для «курсисток» приглашались выдающиеся лекторы того времени. Один из них, 32-летний философ Пауль Ре, влюбился в «русскую амазонку» и попросил ее руки. Выйти замуж она отказалась, но предложила… «просто поселиться вместе» и быть друзьями.

Этот поступок девушки возмутил даже эмансипированную Мальвиду фон Мейзенбух.

Но общественное мнение Лу не волновало. Ей было интересно с Ре, с его друзьями-философами, среди которых был и тогда еще никому не известный Фридрих Ницше.

Ницше был старше Лу на 17 лет. Он признавался, что никогда не встречал женщины, равной ей по уму. Написанную Лу поэму «К скорби», которую Ницше положил на музыку, все знакомые приняли за сочинение самого философа. «Нет, — писал он, — эти стихи принадлежат не мне… Их написала Лу, мой новый друг, о котором вы еще ничего не слыхали; она дочь русского генерала; ей двадцать лет, она быстра, как орел, сильна, как львица, и при этом очень женственный ребенок... Она поразительно зрела и готова к моему способу мышления... Кроме того, у нее невероятно твердый характер, и она точно знает, чего хочет, — не спрашивая ничьих советов и не заботясь об общественном мнении».

Весьма скоро после знакомства Ницше сделал Лу предложение — и, как и Ре, получил отказ и… приглашение поселиться вместе с ней и Ре в доме, «полном книг и цветов». Лу наслаждалась философскими беседами влюбленных в нее мужчин, не замечая их ревнивых взглядов. Ей по-прежнему казалось, что мужчины могут быть только братьями…

Эту идиллию разрушила сестра Ницше, Элизабет. В отличие от Лу, она любила брата ревнивой женской любовью (говорят, в молодости даже соблазнила его). Элизабет потребовала, чтобы Фридрих разорвал странную дружбу с русской.

Ницше предпринял последнюю попытку объясниться Лу в любви, но вновь получил отказ. Весной 1883 года он написал ей: «Я бросаю тебя исключительно из-за твоего ужасного характера. Если бы я создавал тебя, то дал бы тебе больше здоровья, и еще то, что гораздо важнее здоровья, — может быть, немного любви ко мне».

Через год он написал своего знаменитого «Заратустру», где обронил фразу: «Идешь к женщине — не забудь плетку».

«Ага, чтобы она могла тебя ей отхлестать», — с иронией заметила Лу.

Ницше так и не смог забыть о ней, непрестанно переходя от обожания к ненависти, называя то своим добрым гением, то «воплощением абсолютного Зла».

Вскоре ее покинул и Пауль Ре — он уехал в Швейцарию, откуда пришло известие, что он утонул в горном озере.

Лу, однако, в тот момент было уже не до него — за ней настойчиво ухаживал ученый-востоковед Фридрих Андреас, в жилах которого текла кавказская кровь. Не в пример чинным европейцам, он после первого же ее отказа схватил со стола нож и поранил себе грудь. Лу испугалась — она никогда не думала, что любовь может быть такой необузданной. В 1886 году она решила принять его предложение стать фрау Андреас-Саломе. Но с одним условием — никаких сексуальных отношений. Он согласился, легкомысленно думая, что со временем Лу изменит свое отношение к нему, но ее решение оказалось твердым. Все сорок три года их брак оставался платоническим. Лу легко мирилась с тем, что ее «брат-супруг» ночует в постели служанки и что в доме подрастает его внебрачная дочь. Именно ей, юной Марии Апель, досталось потом все состояние супругов.

Став замужней дамой, Лу занялась писательством. В своих романах она опередила идеи феминизма, смело заявляя, что женщины имеют такое же право на выбор спутника жизни, как и мужчины. Она разделяла секс и любовь, считая, что первое не обязательно связано со вторым. И вот наконец настал момент воплотить теорию в практику.

Сексуальность уже тридцатилетней Лу разбудил известный политик Георг Ледебур. Марксистские убеждения не мешали ему любить роскошь и красивых женщин. Этот искушенный светский лев первым разгадал тайну Лу: "Вы не женщина, вы еще девушка! " — бросил он ей в ответ на какую-то колкость. А потом притянул к себе и поцеловал. Этого хватило, чтобы неприступная крепость по имени Лу Саломе пала. Но роман был недолгим — Ледебур начал требовать, чтобы Лу развелась и вышла за него замуж. Андреас, от которого она не стала скрывать своей связи с Ледебуром, устраивал гневные сцены и снова хватался за нож.

Потеряв терпение, Лу сбежала в Париж, где зажила жизнью свободной женщины. Ее романы следовали один за другим и быстро заканчивались. Любовники Лу не были готовы к той свободе отношений, которую она исповедовала.

Измученный ею немецкий драматург Франк Ведекинд изобразил ее в образе «демонической женщины» Лулу — пьеса эта до сих пор не сходит с европейских подмостков.

Так продолжалось, пока в 1897 году в ее жизни не появился Райнер Мария Рильке. Будущий великий поэт был тогда робким 22-летним провинциалом, страдающим от женского невнимания. Лу стала для него матерью, любовницей и музой.

«Без этой женщины я никогда не смог бы найти свой жизненный путь», — говорил Рильке позже.

Только ему одному она показала страну своего детства — Россию, и он влюбился в нее так же пылко и безнадежно, как в Лу.

Вдвоем они исколесили Россию, навещали Льва Толстого в Ясной Поляне.

Она учила его русскому языку, а он сочинял для нее стихи — по-русски и по-немецки:

Нет без тебя мне жизни на земле.

Утрачу слух — я все равно услышу,

Очей лишусь — еще ясней увижу.

Без ног я догоню тебя во мгле.

Отрежь язык — я поклянусь губами.

Сломай мне руки — сердцем обниму.

Разбей мне сердце — мозг мой будет биться

Навстречу милосердью твоему.

Эти строки с оттенком членовредительства хорошо показывают сложности жизни с Лу. Она не щадила своих мужчин, не прощала им ошибки и слабости. Они же прощали ей всё — ведь она, как никто другой, умела слушать и сопереживать. К тому же острый ум и незаурядный запас знаний помогали ей быть на равных в беседах с поэтами, историками, философами.

Правда, литературным талантом ее Бог обделил. Большая часть из двух десятков написанных ею книг — графоманские романы и претенциозные философские трактаты. Тем не менее, и они пользовались определенной популярностью — должно быть, в силу неоспоримого обаяния автора.

Лу Андреас-Саломе всех знала и везде бывала, виртуозно лавируя между модными салонами и университетскими кафедрами. Казалось, с годами она только молодеет, как ведьма Лулу. В разгар романа с Рильке, когда ей было под сорок, она писала: «Только теперь я молода и только теперь являюсь тем, чем другие становятся в восемнадцать, — самой собой». Отношениям с Рильке также не суждена была долгая жизнь. Лу называла его любовь «соловьиной» — как многие поэты, он любил не ее, а свое чувство к ней, мало интересуясь ее мыслями и эмоциями. Он изводил ее капризами, мучил ревностью, едва она отлучалась из их берлинского дома. А отлучки были нередкими — не первый год тянулся ее роман с известным врачом Фридрихом Пинельсом, были и другие мужчины. В них она находила то, чего не было в Райнере, — интерес к ней, живой, а не придуманной женщине.

Эта тягостная ситуация разрешилась, когда Лу узнала, что у нее будет ребенок от Пинельса. Верная себе, она не скрыла этого от Рильке, и тот вскоре ушел от нее к художнице Кларе Вестхоф. Лу так и не изведала радости материнства — она потеряла ребенка. После этого в ее жизни вновь начали меняться мужчины, молодые и не очень. Кто только не входил в ее «донжуанский список» — писатели Шницлер, Гауптман, Гуго фон Гофмансталь, философ Эббингхауз, режиссер Макс Рейнхардт…

Свой опыт она по просьбе друга Мартина Бубера (тоже известного философа) обобщила в нашумевшей книге «Эротика». В ней не было скандальных подробностей ее личной жизни — на людях Лу всегда была «застегнутой на все пуговицы», причем буквально — она носила платья с длинным рукавом и закрытым воротом. Зато по части психологии книга предельно откровенна. В ней утверждалось: любовь погибает, если один из любящих (обычно женщина) безвольно «прививается» к другому, вместо того чтобы расти свободно и давать партнеру то, чего тому не хватает.

В 1911 году, когда Андреас-Саломе познакомилась с Фрейдом, ей исполнилось пятьдесят. Знаменитому психиатру было на пять лет больше, но он выглядел глубоким стариком, в то время как Лу почти не изменилась со времен молодости. С Фрейдом ее познакомил очередной поклонник, шведский психиатр Пауль Бьер. После неизбежного разрыва он весьма откровенно писал о ней: «У нее был дар полностью погружаться в мужчину, которого она любила. Эта чрезвычайная сосредоточенность разжигала в ее партнере некий духовный огонь. В моей долгой жизни я никогда не видел никого, кто понимал бы меня так быстро и полно, как Лу… Она, безусловно, не была по природе своей ни холодной, ни фригидной и тем не менее не могла полностью отдать себя даже в самых страстных объятиях. Вероятно, в этом и была, по-своему, трагедия ее жизни. Она искала пути освобождения от своей же сильной личности, но тщетно».

Возможно, Лу явилась к Фрейду именно затем, чтобы понять причины своих любовных фиаско. В работах «венского колдуна» она нашла много близкого себе — в первую очередь, идею об андрогинности, двуполости каждого человека. Фрейд же, прочитав ее «Эротику», отозвался о Лу так: «Идя другой дорогой, она пришла к близким результатам исследования».

Кстати, эти исследования заставили Лу отвергнуть феминизм: «Нет ничего более глупого для женщины, чем тягаться с мужчиной в профессиональном успехе. Я никогда не выбирала себе мужских занятий и ни с кем не соревновалась — эти занятия сами нашли меня, как солнце находит нуждающийся в его лучах цветок».

Фрейд и Лу стали друзьями. Взявшись обучить Лу психоанализу и допустив ее в свой «ближний круг», Фрейд, в отличие от большинства ее друзей-мужчин, не требовал взамен ничего. Он прощал Лу все — даже то, что она наотрез отказалась лечь на знаменитую фрейдовскую кушетку и раскрыть тайны своего подсознания. Любой из его учеников, кто осмелился бы на это, лишился бы его милости раз и навсегда. Лу же оставалась рядом с мэтром, писала статьи, выступала на семинарах, получив в окружении Фрейда почетное прозвище «матери психоанализа».

«Пусть так, — писала она, — побуду хоть чьей-то матерью».

На закате жизни нерастраченное материнское чувство взяло свое — она много общалась с детьми и задумала книгу о детской психологии в соавторстве с дочерью Фрейда, Анной. Да и возлюбленные ее становились все моложе. Один из них, хорватский студент Виктор Тауск, был настолько страстно влюблен в Лу, что покончил с собой после их разрыва. После его смерти Лу сосредоточилась на работе — по десять часов в день она принимала пациентов в своей клинике в Геттингене, стараясь помочь им обрести душевный покой.

Но покоя не было: к власти пришли нацисты, начавшие гонения на психоанализ. Ставшая ярой поклонницей Гитлера Элизабет Ницше обвинила Лу в «скрытом еврействе» и сделала все, чтобы ее имя было вычеркнуто из биографии ее брата. Но Андреас-Саломе по-прежнему ничего не боялась — она отказалась покинуть Германию, прилюдно заявляя: «Это моя страна. Пускай уезжает этот чокнутый фюрер с его бандитами».

Ей было уже за семьдесят, но она не утратила интереса к жизни. У нее даже появился поклонник, издатель Эрнст Пфайффер. «Я все еще любознательна, — говорила она. — Ведь из чудесного клубка жизни еще можно многое связать, и при этом с неба порой сваливаются сюрпризы…»

Она умерла 5 февраля 1937 года в возрасте 76 лет. За два года до того у нее обнаружили опухоль, сделали операцию, после которой Лу не оставляли страшные боли. Она переносила их безропотно — рядом с ней постоянно находился Пфайффер, и она не могла показать мужчине свою слабость.

«Какие бы боль и страдания ни приносила жизнь, — писала она незадолго до смерти, — мы все равно должны ее приветствовать. Солнце и Луна, день и ночь, мрак и свет, любовь и смерть — человек всегда между ними. Кто боится страданий, тот боится и радости».

Это было главным уроком, который Лёля Саломе выучила за свою бурную жизнь. Этому она пыталась научить и всех влюбленных в нее мужчин.

Одной из таких выдающихся и удивительных личностей является Лу Андреас Саломе или Луиза Густавовна Саломе (с ударением на последний слог), дочь царского подданного, немца по крови, Густава Фон Саломе, родившаяся 12 февраля в Санкт-Петербурге .

Несмотря на германское происхождение, она всю жизнь считала себя русской и звалась на русский же манер – Лелей. Ее отец был очень уважаемым при царском дворе человеком, и ему после участия в подавлении польского восстания Николаем ll было пожаловано русское дворянство с правом наследования. Луиза оказалась в этой семье самой младшей, пятой по счету, и единственной девочкой. Их семья являлась образцом дружественности и вдобавок ко всему, веротерпимости. Слуги в семействе Саломе имелись самых различных национальностей и вероисповеданий, но сама Луиза отчего-то быстро пришла к выводу, что Бога нет. И дело было даже не в симпатии к революционным движениям и склонности к бунтарству. Нет, к этой странной мысли она, дочь прилежных католиков пришла сама по себе. Если Бог есть, как он может допускать смерть любимых людей? Куда он смотрит?

Конечно же, ее образованию родители уделили немало внимания. С 1874 по 1878 Луиза обучалась в старейшей немецкой школе в Санкт–Петербурге - Петришуле, а после была отправлена в Швейцарию. Впрочем, в Санкт-Петербурге, еще до отправки заграницу, Луизе случилось встретиться с молодым голландским пастором Гийо. Он читал лекции и был влюблен в умную, красивую девушку с необычным взглядом на жизнь. Он сократил ее имя до «Лу», и даже предложил ей стать его женой. Но получил отказ. И Лу уехала в Швейцарию. Там девушка поправляла слабое здоровье и продолжила обучение. Она слушала университетские лекции, ведь в России на том этапе не было высшего образования для женщин. И не удивительно, что вольный дух Европы целиком и полностью захватил эту пылкую юную особу. Она едет в Рим, где вступает в кружок Малькиды фон Лийзенбух, которая была хорошей приятельницей Гарибальди, Ницше, Вагнера и воспитательницей дочери Герцена. В этом кружке собирались самые образованные люди Европы того времени, и многие из них были женщины. Конечно, это были женщины крайне эмансипированные. На собраниях читались труды Иогана Бахофена, ученого историка, автора труда «Материнское право», повествующего о том, что задолго до патриархального строя был матриархат, а также документы средневекового врача, философа и чернокнижника Корнелия Ариппы Нетсегеймского «О несравненном превосходстве женского пола над мужским». Его теория была построена на том, что Адам, будучи сотворен первично, вышел неудачно и тогда Создатель сделал Еву, и все совершенство досталось ей, а также, что мужчина, несомненно, более близок к миру животных, и от этого происходят его грубость и собственнический инстинкт. Впрочем, Саломе хоть и была всецело за равноправие полов, но не разделяла стремления тех женщин, что пытались уподобиться мужчинам. А таких вокруг было очень и очень много. Ее кумиром была Айседора Дункан, танцевавшая перед огромной аудиторией в полупрозрачном трико, но никак не мужиковатые дамы, пытавшиеся отрицать свое женское естество. Ее мнение на сей счет послужило толчком для возмущения в феминистских кругах, где ее прозвали «антифеминисткой» и стали всячески порицать.

Лу на многих производила сильное впечатление. Все началось с ее знакомства с Паулем Рее, философом и другом Ницше. Они сходятся на почве особого взгляда на жизнь и на отношения. Лу предлагат создать общину для молодых людей, нацеленных на получение знаний, которые будут жить в отдельных комнатах с общей гостиной. Лу интересует получение знаний и целомудренные отношения. Однако, вся эта идея оказывается утопией: Рее влюбляется в свою очаровательную подругу и делает ей предложение. Лу отказывает, и они отправляются в совместное путешествие по Европе. Вскоре Рее знакомит Лу с Ницше. На тот момент ему было 38 лет, он был болен, разочарован и разбит, и вовсе не был великим. Величие, как это часто бывает, настигло его в могиле, а не при жизни. Ницше жил в Швейцарии и пытался излечить свои душевные и физические болезни. Появление «молодой русской» (именно так он называл ее в своих письмах) потрясло его до глубины души. Девушка поразила его своим умом и красотой. С ней он говорил на равных, их размышления были почти идентичны. Своему другу Питеру Гасту Ницше так писал о Саломе: «Она резкая как орел, сильная как львица и при этом очень женственный ребенок… кроме того, у нее невероятно твердый характер и она точно знает, чего хочет, не спрашивает ничьих советов». Считая Лу самой умной, Ницше использует ее черты в «Заратустре» и пишет на ее стихи композицию «Гимн к жизни».

Какое-то время Ницше, Рее и Саломе дружили втроем. Была сделана фотография, где Лу правит тележкой, запряженной двумя ее товарищами. Однако и этому союзу суждено было распасться – Ницше захотел, чтобы Лу стала его женой. Лу вновь говорит «нет». Ситуацию осложняет плохое отношение сестры Ницше Элизабет к Саломе, в результате чего возникает конфликт, и Лу вместе с Рее уезжает прочь. Ницше умер через 18 лет в психиатрической лечебнице, так ни разу и не женившись. А Луиза как-то неожиданно для всех и, возможно, для самой себя, выходит замуж. За человека, который старше ее на 15 лет. Его звали Фридрих Карл Андреас и был он преподавателем восточных языков. Впрочем, брак был гражданским. Лу, отвергнув христианство, отвергла и все обряды, связанные с этой религией. С мужем она прожила 43 года. Странными были эти отношения, ведь одним из главных условий вступления в них со стороны невесты было полное отсутствие физической близости между супругами… Зато все любовники Лу имели свободный вход в их дом, а служанка родила дочь от Фридриха Карла. Надо заметить, что Лу к этому ребенку отнеслась крайне доброжелательно и девочка Мария впоследствии удочеренная, была единственной, кто стоял у смертного одра Лу Андреас Саломе…

Вскоре после брака с Андреасом, при странных обстоятельствах в Альпах погибает Пауль Рее. Были все основания подозревать, что это – самоубийство. Говорят, Рее тяжело перенес разрыв с Саломе. Возможно, безнадежно влюбленный философ просто не смог смириться с тем, что Лу досталась кому-то еще, и решил свести счеты с жизнью. Сама же Луиза тем временем заводит еще одно знакомство. Георг Ледебур, один из лидеров зарождающегося социально-демократического движения в Германии, редактор марксистской газеты Форвартс и будущий член Рейстхага, пленил Саломе так крепко, что через 2 года после знакомства с ним она оставляет своего мужа. И уезжает с любовником в Париж. Впрочем, здесь все быстро заканчивается, ибо Саломе влюбляется в молодого писателя-экспрессиониста Франка Ведекинда. Саломе бросает мужчин, оставляя разбитые сердца, и занимается литературной деятельностью, которая приносит ей немалый успех. Ее произведения хвалят ведущие коитики Европы, пред ее умом преклоняются тысячи человек. Самыми нашумевшими стали повести "Руфь", сборник рассказов "Дети человеческие", "Переходный возраст", роман "Ма", а так же написанная в 1910 году по просьбе хорошего приятеля, философа Мартина Бубера, книга "Эротика".

Будучи 36 лет от роду, Лу знакомится с молодым поэтом - Рильке. Он страдает приступами внезапного страха и неконтролируемыми депрессиями. Он молод и неуверен в себе, живет в доме мужа Лу и постепенно перенимает ее манеру писать. Она берет его с собой в поездки по России, учит русскому языку, и Рильке проникается мыслями великих русских классиков и неудержимой симпатией к русской культуре. Особенный интерес у него вызывает психоанализ Достоевского. Рильке безраздельно влюблен в Лу. Он посвящает ей стихи, внемлет всем ее советам, вплоть до изменения имени - с Рене на Райнера. Этот роман заканчивается, как и многие другие - Лу бросает Рильке из-за того, что тот требует развода ее с мужем и хочет быть с ней. Они расстаются, но их дружба будет длиться долго - вплоть до смерти Рильке в 1926 году...

В 1911 году состоялось еще одно судьбоносное знакомство в жизни этой удивительной женщины. Она, слишком молодая духом для старых устоев и правил, неудержимо рвется вперед, за новыми знаниями. Психоанализ - это то, что ее заинтересовало. И вот, Лу становится одной из участниц Международного Конгресса по психоанализу в Веймаре. Здесь-то она и знакомится с Зигмундом Фрейдом. Он с радостью принял ее в круг своих учеников. Для Лу психоанализ был новым веянием, свежим ветром в застарелом мире. А для Фрейда свежим ветром стала сама Лу. Она для него навсегда осталась загадкой, так и не позволившей "проанализировать" себя. Фрейда удивил тот факт, насколько схож оказался подход к человеческой психологии у него и Лу. А ее не менее сильно удивило, что этот человек, возведший сексуальность превыше всего, на самом деле ужасно стеснителен, если не сказать хуже. Фрейд пытался помочь многим, но по образу сапожника без сапог, был абсолютно бессилен перед самим собой. Как сказала Лу, глядя на Фрейда: "Творение выше творца". Ходили слухи, что Фрейд был влюблен в нее. Скорее всего, так оно и было. Но подтверждений тому вряд ли можно найти - слишком уж тих и скромен оказался Великий Зигмунд в проявлении чувств.

Наступило грозное лето 1914 года. 1 августа Германия, в которой жила Лу и ее муж, объявила войну России, где жили ее братья и прочая родня. С одной стороны сражались сыновья и зять Фрейда, с другой - братья Лу. Она не занимала ничью сторону, считая войну ужасным, но неизбежным явлением в истории человечеств, борьба разума с инстинктом. Она стала помогать людям преодолевать психологические травмы, полученные на войне, а кого-то наоборот лечила сама война. По ряду наблюдений было ясно, что в экстремальной ситуации излечиваются такие психические недуги как невроз, истерия. Война меняла людей. Кого-то - в лучшую сторону, кого-то - в худшую. Фрейд был сильно против этой "терапии войной", считая это ужасно негуманным методом. Но его ученик, Карл Густав Юнг рьяно поддерживал Лу Саломе.

Между тем, старый мир рушился. Неумолимо и как-то трагично нелепо. Революция в России лишила Лу возможности общения с родными, а родных - всего состояния, приход Гитлера к власти в Германии превращает жизнь в этой стране в сущий ад. Гитлер издает приказ об истреблении больных шизофренией, сестра Ницше стряпает на Лу донос в котором обзывает ту "финнской еврейкой", попутно утверждая что Ницше был пророком фашизма. Себе фрау Ницше таким образом обеспечила государственные похороны с почестями, а брату - недобрую славу идеолога жестокого режима.

Несмотря на все лишения, Лу не покидает Германию. Фрейд умер в гетто, а его четыре сестры погибли в концлагере. В советском концлагере были замучаны ее братья и племянник. Лу писала: "Какие бы боль и страдания не приносила жизнь, мы все должны ее приветствовать. Солнце и Луна, день и ночь, мрак и свет, любовь и смерть, а человек - всегда между. Боящийся страданий боится радости."

Лу Андреас Саломе была невероятно многогранной женщиной. Она многих любила, но правила ею только Свобода. Про нее говорили, что она - воплощение идеологии Ницше, а кто-то назвал ее "совершенным воплощением зла". Но имеем ли мы право судить о том, была ли она злом? Она не хотела оставлять о себе никакой памяти. И даже ее могилу сейчас очень трудно найти, ведь на сером камне нет даже имени и фамилии. Последними словами в ее жизни были: "Всю жизнь я училась, работала... И для чего?".

Наверное, для того, чтобы остаться в памяти людей навсегда.

Эта женщина была призвана созидать, но созидать через разрушение. Казалось бы, парадокс, но в этом вся Лу Саломе. У нее был удивительный дар пробуждать творческие силы в других людях. Те из них, которые, обуреваемые противоречиями, в своем духовном развитии достигали вершины (Фридрих Ницше, Пауль Рэ), часто не выносили собственного знания и срывались в пропасть под названием Смерть.

Кем же была Лу Саломе: Музой или Роковой женщиной? И чувствовала ли она себя счастливой, имея странное предназначение - обогащать мир гениями?

Лу Саломе была неординарной с самого детства. Отец девочки - Густав фон Саломе (1809 - 1879), генерал и тайный советник - пользовался благосклонностью императора Александра II, поэтому родным городом для Лу был Санкт-Петербург. Знаменательно, что женщина, жизнь которой была посвящена философским исканиям, родилась в 1861 г. - переломном для России; когда крестьянская реформа, в сущности, не удавшаяся, положила начало небывалой разобщенности идейных взглядов, пугающе огромному количеству политических течений (социал-демократы, либералы, народники), каждое из которых имело несколько ответвлений. Безусловно, девочка была ограждена от общественной борьбы, и, даже став взрослой, Лу долго не проявляла интерес к политике, но что-то от этой эпохи все же было в характере «гениальной русской» (как называл ее Ницше): стремление к свободе, постоянная динамика мысли, внутреннее беспокойство и…утрата Бога.

Маленькая Лу жила собственными фантазиями. Сначала она рассказывала придуманные истории цветам, потому что родственники не верили ей и восклицали: «Но ты же врешь!». А потом детское воображение выстроило образ Доброго Бога, которому можно было безбоязненно поведать обо всем, начиная с фразы: «Как ты уже знаешь…» Однако вскоре пытливый ум ребенка стали мучить «вечные вопросы», и Лу решила задать их Доброму Богу. Но не получила ответа. С тех пор в своих мемуарах она будет говорить о богооставленности, которая навсегда связала ее с действительностью и породила «ощущение безмерной, судьбоносной сопричастности всему, что существует», то есть пантеизм. Это ощущение мира она пронесет через всю свою жизнь: даже в пятьдесят один год ее по-прежнему увлекают труды Спинозы, с которыми она впервые ознакомилась на лекциях Хендрика Гийо - проповедника при голландском посольстве в Санкт-Петербурге. Его задачей было подготовить Лу для продолжения учебы в Цюрихе. Саломе была способной и до крайности трудолюбивой ученицей: во время занятий она неоднократно падала в обморок. Лу изучала философию, историю религии, голландский язык и вскоре уже писала для Гийо неплохие проповеди. Ее усердие объяснялось не только жаждой знаний, но и тем необыкновенным, возвышенным чувством, которое испытывала Лу к своему пастору: «…мое чувство простиралось за пределы бесконечно любимой персоны, предназначалось почти религиозному символу, который этот человек представлял». Но Гийо не уловил оттенков этой любви и совершил огромную ошибку: он предложил Лу выйти за него замуж. Несмотря на то, что был старше ее на двадцать пять лет. Несмотря на то, что был женат и имел двух дочерей. Для Лу это было вторым горьким разочарованием и утратой, а также первой возможностью проявить «зрелость духа и самостоятельность воли» (которые впоследствии отмечал в ней профессор Бидерман). Лу отказывает. Вернее, ускользает. Судя по тому, как сильно в детстве она любила свои бальные туфли без каблуков, скольжение для Лу - то особенное состояние духа, данное ей Богом для выполнения определенной миссии.

История с Гийо закончилась ситуацией, похожей на бракосочетание, а вернее, на идеальное соединение двух людей: «Не бойся ничего, ибо я тебя выбрал, я назвал тебя твоим именем, ты есть во мне», - такие слова произносил пастор, когда конфирмовал Лу. Имя Лолиа (или Леля), как называли Саломе дома, было слишком сложным для голландца Гийо, и он придумал краткое «Лу». Через двадцать с лишним лет право давать имя перейдет к ней самой: познакомившись с начинающим поэтом Рильке и увидев в нем огромный творческий потенциал, она заменила обычное имя «Рене» на звучное «Райнер», которое знает теперь весь мир.

В 1880 г., после вынужденной конфирмации (иначе Лу не выпустили бы за границу), Саломе едет учиться в Цюрих, а затем отправляется в Рим и, попав в салон Мальвиды фон Мейзенбух, знакомится с Паулем Рэ и очаровывает его. Свое восхищение молодой девушкой с темно-русыми волосами и осиной талией тридцатидвухлетний философ выражает в письмах к Фридриху Ницше. Вскоре оба делают ей предложение. Лу решает остаться с каждым из них в дружеских отношениях, но при этом становится непостижимо близкой: она создает философскую «Святую Троицу», основанную на духовном взаимопонимании и совместной умственной работе. Хотя этот опыт оказался неудачным, и Рэ, и Ницше, и Лу за время проживания под одним кровом претерпели определенную духовную эволюцию, результаты которой выявятся уже после распада т.н. тройственного союза: Ницше напишет свой гениальный труд «Так говорил Заратустра», а Пауль Рэ из позитивиста и дарвиниста превратится в почти святого, так как, увлекшись медициной, будет лечить преимущественно бедных.

Каким же образом смогла эта юная душа повлиять на тех, кто, казалось бы, представлял собой сложившиеся личности? Наверное, дело в противоречивости поступков Лу и в иллюзии обладания, которую они создавали. «Вечное отчуждение в вечном состоянии близости - древнейший, извечный признак любви. Это всегда ностальгия и нежность по недосягаемой звезде», - высказывалась сама Лу.

Такого рода сестринство, магически действующее на тех, кто добивался Лу, было заложено в ней с детства. Выросшая среди пятерых братьев, она до тридцати лет была для мужчин исключительно сестрой, и в судьбах некоторых из них это обстоятельство стало решающим.

Фридрих Ницше, как и всякий влюбленный, не хотел, даже духовно, делить Лу с другим. Он жутко ревновал, когда она уходила на прогулку с Паулем Рэ, и все больше требовал сочувствия к своим мыслям. Для Лу это было неприемлемо - последовал разрыв. А через шесть лет Ницше сходит с ума: «Раз уж небесам было угодно отделить меня от любви всей моей жизни - Лу, - любви, которая и сделала меня настоящим человеком, мне оставалось лишь погрузиться в огонь своего безумия». Большую роль в отношениях Саломе и Ницше сыграла его сестра Элизабет, которая отмечала в Лу «неспокойный, взрывоопасный дух», присущий, по ее мнению, всем русским. Но Фридрих, уже неистово страдающий от головных болей, не имел сил спорить с ней.

По мнению американского биографа Х. Ф. Петерса, история с Ницше определила будущее Лу: «Пример Ницше показал ей в страшной ясности, как шатко духовное равновесие творческого человека и как деликатна граница, отделяющая гения от безумца…Этот опыт направил ее внимание на проблему психопатологии, которой позднее она будет заниматься серьезно…Встреча с Ницше показала Лу дорогу к Фрейду и психоанализу». Действительно, в шестьдесят два года Лу станет аналитиком в кенигсбергской клинике, и многие ее пациенты будут в восторге от результатов лечения. Очевидно, в профессии стремление Лу «побывать в шкуре каждого человеческого существа» и «достичь Все-Понимания», о котором она заявляла еще будучи молодой девушкой, было оценено по достоинству. Совсем не так дело обстояло в жизни. Умение Лу сосредоточиться на мыслях другого человека воспринималось, особенно мужчинами, как признак внушаемости, податливости - возрастало желание подчинить Лу духовно, навязать ей собственный образ мыслей. Но Саломе всегда оставалась верна себе. Даже в кружке поэтов-натуралистов, критиков, журналистов и прочих активистов Фридрихшагена Лу вела себя очень скромно: она, по словам биографа Ларисы Гармаш, «участвовала, но не присоединялась». Лу спокойно работала, создавая повести («Руфь», «Феничка»), роман «Ма», сборник рассказов «Дети человеческие», а также замечательные критические статьи, рецензии и стала «одним из первых трубачей» Г. Ибсена. Лу пишет книгу о женских характерах в произведениях великого драматурга, и в некоторых из его героинь узнает себя. Ее волнует тема женской эмансипации: «До тех пор, пока женщины не перестанут представлять себя, отталкиваясь от мужчин…, они не будут знать, насколько широко и мощно они могли бы развернуть свои возможности в структуре их собственного естества…Женщина все еще не самодостаточна и по этой причине не стала в достаточной степени женщиной». Да, Лу не была феминисткой, но при этом погубила многих мужчин: в 1901 г. Пауль Рэ оступился на скале и разбился, упав в реку Инн (случайно ли?), в 1919 г. покончил с собой Виктор Тауск - ученый, занимавшийся вопросами сходства Спинозы и психоанализа, что поначалу и сблизило его с Лу. А скольким мужчинам было отказано во внимании?! Но, возможно, самым главным страдальцем был муж Лу Фридрих Карл Андреас, который беспрестанно должен был помнить, что их брачный договор включает непреклонное условие Лу - отказ от интимной близости.

Создается впечатление, что эта женщина осмысленно шла наперекор всему традиционному и общепризнанному. Супружество для нее «означает жить друг в друге (а не друг с другом), пусть даже в религиозном, совершенно идеальном смысле. Сама по себе любовь не есть, разумеется, нечто идеальное, но, ей-богу, я никогда не понимала, почему люди, влекомые друг к другу чувственно, вступают в брак».

Ф. К. Андреас - профессор-иранист, ориенталист, знаток множества языков и наречий - покорил Лу своей «экзотической харизмой». Он был вегетарианцем, ходил по земле босиком и подражал голосам птиц. Лу нравилась его близость к природе и любовь к животным; Андреас был ей интересен как личность и чем-то напоминал отца. Согласие на брак Лу рассматривает в своих мемуарах как «мистическое принуждение», под влиянием которого она «предприняла этот безвозвратный шаг». В результате супруги прожили вместе сорок три года; они бережно хранили свои чистые дружеские отношения. Но была ли в жизни Лу настоящая страсть?

В 1891 г. Лу познакомилась с одним из представителей левого крыла немецкой политики - Георгом Ледебуром. И вместе с ним к ней пришло новое, ранее не известное чувство, «не подвластное ни уму, ни духу, ни мере», когда «наступает что-то, и ему отдаются, ничего не просчитывая и не сдерживаясь» (из повести Саломе «Феничка»). Однажды Лу спросила у мужа: «Можно я тебе расскажу, что со мной недавно произошло?» Последовало твердое «нет». Лу поняла, что скоро может разразиться семейная драма, и решила на время отдалиться от Ледебура. А он ей этого не простил. После Первой мировой войны Лу обратилась к нему с просьбой помочь выяснить, используя дипломатические каналы, о судьбе ее семьи в Петербурге, но письмо возвратилось как не принятое адресатом.

Итак, Лу «ускользает» и от первой своей подлинной любви-страсти, а для того, чтобы окончательно забыть о ней, отправляется в путешествие: сначала в Париж, Вену с подругой Фридой фон Бюллов, известной исследовательницей Африки, а затем едет в Альпы с неким Савелием - русским, подозреваемым в соучастии в покушении на Александра II, отбывшим четыре года каторги в Сибири и вовлекшим Саломе в круг русской эмиграции. Она совершенно свободно прожила какое-то время с этим подозрительным человеком в шалаше, питаясь только хлебом, молоком, сыром и ягодами. Это был еще один эпатирующий поступок Лу. Наверное, не зря Э. Шпрангер, представитель философии жизни и понимающей психологии, высказал мысль о том, что «наполнение самой себя новым содержанием - вот ее (Лу) излюбленное занятие». Стихи Саломе подтверждают это:

Жизнь в глубине себя - поэзия.
Безумны мы, тратящие ее изо дня в день,
От этапа к этапу.
Впрочем, в своем неосязаемом единстве
Она живет, она творит для нас поэзию.
Как же мы далеки от древней заповеди:
«Преврати свою жизнь в творение искусства».
Мы не стали еще собственными творениями искусства.

Лу всегда стремилась к совершенству и, развиваясь интеллектуально, она следовала ницшевскому кредо «Стань тем, кто ты есть» и учила этому других. Так, Райнер Мария Рильке, в котором знаменитый американский германист Б. Блюм изначально видел «талант чисто формальный», вырос в небожителя поэзии, и тончайший знаток словесности А. В. Михайлов впоследствии напишет, что его творчество - это «поэзия распахнутых душевных глубин. Слово не следует за сформированной и заданной мыслью, но налету превращает в мысль то, что еще не осознано самим же поэтом…нет ничего удивительного в том, что поэзия Рильке не раз становилась предметом пристального внимания философов». Чувствуется школа Лу. Это она научила Рильке вскрывать тайники души и смотреть глубоко, в бессознательное, которое когда-нибудь обязательно обнаружит себя.

Райнер видел, какие метаморфозы происходят с ним под влиянием этой необыкновенной женщины, и боготворил ее: «Никогда я не видел Тебя иной, нежели такой, на которую мог бы молиться. Никогда Тебя иначе не слышал, как только такой, в которую мог бы верить. Никогда иначе по Тебе не тосковал, как только думая, что мог бы вытерпеть за Тебя. Никогда не желал Тебя иначе, как только посметь бы преклонить перед Тобой колени» (так писал он в своем письме к Лу).

Рильке был младше ее на пятнадцать лет, но это не мешало им любить друг друга. Этот роман длился с перерывами немногим более трех лет, а далее последовали тридцать лет переписки и близкой дружбы. Их связывало многое, но роднила любовь к России. Для Лу то, что эта страна - ее родина, было фактом, а для Райнера - «великим и таинственным внутренним убеждением», которым он жил.

Во время путешествия по России тридцатидевятилетняя Лу «врастала…в юность», а молодой Рильке смотрел на все широко раскрытыми глазами и проявлял почти детскую восторженность, которая слегка раздражала Лу. Сложно сказать, что послужило причиной их разрыва, да это и не важно; главное - они сумели быть близкими на расстоянии. В 1934 г., узнав о смерти Райнера, Лу напишет: «Мы стали супругами раньше, чем друзьями, а сдружились не по выбору, а повинуясь узам заключенного в неведомых глубинах брака. Это не две нашедшие друг друга половины, а тот случай, когда целое с трепетом узнает себя в другом целом. Нам суждено было стать братом и сестрой, но еще в те мифические времена, когда инцест не превратился в грех».

В 1901г. Саломе вступает в связь со своим домашним доктором Фридрихом Пинельсом и вскоре узнает, что беременна. Вряд ли это известие обрадовало Лу, ведь у нее было странное отношение к деторождению. Ее возмущало, что природное устройство человека лишило его «права принимать собственные решения в самый творческий миг нашего бытия». В этой фразе слышатся нотки бунта. Лу бросает вызов самому Богу, которого она давно утратила и до сих пор не обрела. Но Он ее услышал: Лу теряет ребенка.

Всю свою жизнь Саломе делала слишком большую ставку на разум, однако не стоит оценивать это строго отрицательно, ведь, познав себя, Лу открыла множество закономерностей человеческой души, что пригодилось ей в работе с пациентами.

В 1911г. Лу, вместе со своим любовником, шведским специалистом в области психоанализа, Полом Бьером, едет в Веймар на Конгресс психоаналитиков. Там она знакомится с Фрейдом, который весьма лестно отзывался о недавно вышедшей книге Саломе под названием «Эротика». Таким образом были найдены общие точки соприкосновения, и Лу стала ученицей Фрейда. Любимой ученицей, которую он провожал до дома, которой дарил нарциссы и прощал разные шалости, например, посещение лекций Адлера, (его научные взгляды отличались от взглядов мэтра психоанализа). И все же Лу отделяла от Фрейда «харизматическая дистанция», он был для нее Учителем, до конца раскрывшим ее талант - читать в сердцах и мыслях.

Лу Саломе умерла 5 февраля 1937 года. Ее последними словами были: «На самом деле всю свою жизнь я работала и только работала. Зачем?» Скорее всего, Лу подразумевала работу над собой, жажду познания, устремленность к идеалу. По-настоящему Лу любила только жизнь, потому что именно она давала ей пищу для ума:

Естественно, что, как любят друга,
Я люблю тебя, жизнь-загадка, за то,
Что ты даришь мне ликованье и слезы,
Что несешь мне страданье и радость за ним.
Быть и думать, столетьями длясь!
Сжимай же меня в своих крепких объятьях:
Если ты не можешь подарить мне счастье -
Пусть так, - мне останется твоя горечь.

Несомненно, эта женщина была стоиком, но, вероятно, в этом и состояла трагедия ее жизни. Нерастраченность сердца - диагноз Лу. Будучи сильной личностью, она «могла быть поглощена своим партнером интеллектуально, но в этом не было человеческой самоотдачи» (П. Бьер). Саломе была зеркалом для тех, кто ее любил: погружаясь в духовную жизнь, личность мужчины, она отражала ее по-новому, в более ярком свете, - вспыхивала искра творчества, разгоралась, а потом навсегда затухала, соприкасаясь с холодом зеркальной Лу. «Она из тех, кто одной рукой убивает, а другой хочет подарить новую жизнь» - говорил об этой уникальной особе друг Ницше П. Гаст.

Роковая женщина и Муза в одном лице, неземное существо, Лу (по своей же воле) не знала мирского счастья, какое знают обычные женщины - счастье материнства. Она пошла против природы и Бога, но у нее есть оправдание: детская психологическая травма - чувство богооставленности. Вопрос «Обидчица или Обиженная?» так и останется без ответа, но возникнет у каждого, кто узнает историю жизни Лу Саломе.

Светлана Рыманова

Оцените статью:

Тысячелетья б жить, мечтать,

Всего себя отдать науке!
Коль счастья мне не можешь дать -
Не пожалей тоски и муки...

Говорят, за спиной каждого великого мужчины стоит женщина: Лу Саломе стояла за спиной тех, кто совершил гуманитарную революцию на стыке веков - Ницше и Фрейда. Кажется, не было ни одного сколько-нибудь известного человека среди интеллектуалов Европы, кто не был бы очарован ею или попросту влюблен.

Её называют самой загадочной женщиной конца 20-го столетия. До сих пор исследователи и поклонники не могут определиться, кем же она была больше: писателем, философом, учёным, или просто женщиной-вамп, которая сводила с ума мужчин, троим из которых присвоено звание «великих» – Фридрих Ницше, Райнер Мария Рильке и Зигмунд Фрейд.

В 1861 году в Петербурге в здании Главного штаба на Дворцовой площади родилась девочка с милым, сказочным именем Леля. Ее отцом был генерал русской службы, прибалтийский немец Густав фон Саломе, а мать происходила из датских немцев. Хотя Фридрих Ницше и называл Лу Саломе "гениальной русской", но генетически в ней ничего русского не было, если не придавать значения проведенным в России детству и ранней юности.

Густава фон Саломе еще мальчиком, при Александре I, привезли в Санкт-Петербург для получения военного образования. В чине полковника он принимал участие в подавлении польского восстания в 1830 году и так отличился, что Николай I пожаловал ему в дополнение к французскому дворянству еще и наследуемое русское.

Хотя как не считать того, что оказало неоспоримое воздействие на становление этой крайне своеобычной натуры, - факта рождения (Россия до последнего дня - а скончалась Лу Андреас-Саломе в 1937 году в Гёттингене - оставалась для нее родиной), русского образа жизни, точнее образа жизни столичных дворянских кругов, русской природы, климата, обычаев и нравов.

Её детство прошло в буквальном смысле слова на Дворцовой площади, куда выходили окна их шикарной служебной квартиры. Впрочем, и дача их в Царском селе была расположена невдалеке от летней резиденции царя.

Леля фон Саломе прожила в России первые 20 лет своей жизни - именно здесь сложился ее характер. И все же по странному стечению обстоятельств впереди ее ждала слава в европейском мире и полная неизвестность на родине. Девочка росла самостоятельной, погруженной в себя и очень мечтательной. Последняя четверть XIX века для подобных натур казалась не самой лучшей эпохой - русский революционный терроризм переживал свой кровавый расцвет. Впрочем, быть революционеркой Леля не собиралась, как позже не собиралась быть феминисткой. Пока еще не вполне осознанное интеллектуальное любопытство вело ее особым путем, путем глубинного исследования личности, своей, чужой - какая разница, главное, чтобы все было на пределе, на самом краю возможного.

Леля была, очень близка с отцом и пятью братьями. С матерью отношения складывались спокойно, но особенной близости не было. Общество мужчин старше себя казалось Леле естественным, и мир представлялся ей населенным братьями. Эта полудетская идиллия вскоре была развеяна в пух и прах...

Незадолго до конфирмации Леля фон Саломе пишет письмо незнакомому ей пастору Гийо, в котором признается в духовном одиночестве. Благочестивый пастор, читающий лекции при голландском посольстве Санкт-Петербурга. Праведен, женат, двое детей. Горячо и искренне Леля просит о поддержке, она пытается найти человека, разделяющего ее мысли, совсем не характерные для девушки ее возраста.

Они встретились. На редкость привлекательная, обладавшая необычайной духовной энергией девушка произвела на Гийо сильное впечатление. Под его руководством Леля начала серьезно заниматься философией, историей религии, языками. Она поклонялась Гийо как Богу. А пастор в 1879 году сделал ей предложение. Девушка была тяжко поражена самой мыслью о возможности такого исхода их отношений - это была своего рода духовная катастрофа. На ближайшее десятилетие сексуальная близость станет для нее решительно невозможной. Опрометчивый шаг Гийо послужил причиной страданий длинной череды мужчин, которые будут испытывать восторг от духовной близости с этой девушкой и отчаяние от ее телесной холодности.

История с Гийо закончилась отказом от конфирмации, ссорой с матерью и легочным кровотечением. Девушку для поправки здоровья решено было вывезти за границу. Теперь она официально не имела вероисповедания и только благодаря усилиям Гийо ей удалось получить паспорт. В этом документе впервые появляется ее новое имя - Лу: под ним она и войдет в историю.

Видимо, эта благоприобретенная русскость вкупе с передавшейся от матери немецкой основательностью и унаследованной от отца гугенотской въедливостью в вопросах морали и веры породили этот характер, отмеченный недюжинным умом, неукротимым и своевольным нравом и неистребимым вольнолюбием. Не отдаваясь до конца ничему и никому, Лу Андреас-Саломе как высшее достояние берегла свою внутреннюю свободу. Да и внешней, как видно из воспоминаний о прожитом и пережитом, не поступалась никогда.

Лу вспоминала, что их семья всегда ощущала себя русскими, хотя при этом в доме в основном говорили по-немецки, иногда переходя на французский. Любопытно, что русский язык в то время воспринимался исключительно как язык простонародья, и если отец Лели сталкивался на Невском проспекте с русским офицером, они вступали в беседу непременно по-французски. Санкт-Петербург представлялся Леле городом-космополитом, “чем-то средним между Парижем и Стокгольмом”. Прислуга в их огромной квартире на Морской тоже была многонациональная: челядь старались взять из татар, так как те не употребляли водки; любили нанимать чистоплотных пунктуальных эстонцев, были и швабские колонисты - при этом все эти люди, среди которых встречались и греко-католики, и мусульмане, и протестанты, придерживались своих религиозных обрядов и обычаев, каждый соблюдал свои праздники, свой календарь, кто новый, кто старый. Такое положение дел приучило детей, и в том числе Лелю, к веротерпимости.

К Александру II, отменившему в России крепостное право, либеральные родители Лели относились одобрительно. Однако их тем не менее беспокоило, что мятежный народовольческий дух проникал даже в чопорные частные школы, где учились дети иностранцев. Любопытная Леля слышала из разговоров взрослых в гостиной, что женщины едва ли не активнее мужчин участвовали в революционных процессах (по подсчетам историков, в 70-80-е годы были осуждены в общей сложности 178 женщин, большинство которых принадлежало к террористической организации “Народная воля”, семь раз покушавшейся на Александра II и все-таки убившей его). До конца жизни хранила она фотокарточку Веры Засулич, той самой, которая стреляла в градоначальника Трепова. Леля уже тогда воспринимала происходящее под весьма специфическим углом зрения: слабый пол, к которому она принадлежала, - вот носитель силы, а вовсе не наоборот - а потому все эти женщины-бунтарки были овеяны для нее ореолом романтического героизма.

Свою собственную силу, силу формирующегося незаурядного характера 17-летняя барышня Саломе проявила резко и весьма неожиданно: она наотрез отказалась от конфирмации, к которой ее готовили в реформаторской евангелической церкви. По тем временам серьезность этого поступка недооценивать не стоит, другой вопрос, что могло привести к нему юную девушку? Легче всего было бы предположить чужое влияние, например кавалера или старшего друга. Но это не так: Леля совершенно самостоятельно пришла к мысли о том, что Бога нет. Все началось с того, что маленькой девочкой она стала свидетельницей смерти любимой кошки, а немного позже умерла от свинки ее лучшая подруга. Где был Бог в это время? Как он это допустил? Она долго молилась ему после потери подруги, но вместо ответа и поддержки ощутила лишь леденящую пустоту внутри...

Ну а пока Леля собралась за границу - лечить слабые легкие и заодно учиться, но власти отказались выдать ей паспорт, так как она вышла из лона церкви. И тогда она придумала нечто из ряда вон: уговорила влюбленного в нее голландского пастора Гийо, чтобы он выхлопотал ей подложное свидетельство о конфирмации, что тот и сделал, воспользовавшись услугами своего приятеля, другого пастора, служившего в крошечной голландской деревушке. Это дало Леле возможность сделать еще один парадоксальный вывод: для любви не существует моральных преград.

Немного поучившись философии в Цюрихе, юная Лу Саломе по совету друзей матери попала в римский салон весьма известной дамы - Мальвиды фон Мейзенбург, умной, фантастически образованной и столь же фантастически некрасивой писательницы, подруги Герцена и воспитательницы его дочери. Именно в подобных салонах в конце XIX века происходило формирование людей, которым суждено было осуществить переход к новой эпохе. Французские атеисты, итальянские анархисты, русские нигилисты и социалисты чувствовали здесь себя вольготно. Сама Мальвида, как многие образованные женщины ее круга, видела задачу салона в благородной цели женской эмансипации. Она собирала девиц и приглашала образовывать их подходящих “прогрессивных” лекторов. Ну а те были более чем рады перевернуть в головах любопытных барышень все вверх дном. Хорошо, что на этих лекциях не присутствовала мать Лу, она пришла бы в ужас оттого “образования”, которое получает дочка.

В частности, один из лекторов апеллировал к недавно вышедшей книге швейцарского ученого-историка Иоганна Бахофена “Материнское Право”. Бахофен, сопоставив множество археологических, исторических и художественных фактов, пришел к выводу, что до начала патриархальной цивилизации, той, которая была известна на протяжении последних 6 тысяч лет, практически повсюду в Евразии и на других заселенных людьми территориях существовала другая, основанная на главенстве женщин. Их власть была универсальной и предопределяла большинство социальных, религиозных и этических норм. Другой лектор комментировал некий документ знаменитейшего средневекового врача и чернокнижника Корнелия Агриппы Нетесгеймского “О несравненном превосходстве женского пола над мужским”. В нем утверждалось, например, что Адам был сотворен первым и вышел неудачным, а потому все совершенство пришлось на Еву, а также то, что мужчина гораздо ближе к животным, чем женщина, иначе откуда взялись врожденная грубость мужчин и собственнические инстинкты. Леля впитывала все эти идеи как губка...

Один из лекторов в салоне Мальвиды, 32-летний философ Пауль Ре, без оглядки влюбился во внимательную девушку в глухом черном платье с осиной талией и гладко зачесанными назад темно-русыми волосами. Ее трудно было назвать красавицей, но в ней чувствовались какое-то неуловимое своеобразие и самостоятельность. Пауль сделал Лу предложение, и вдруг это юное, неопытное, неоперившееся создание подняло его на смех. У нее оказались свои неожиданные представления - она не признавала брака, ибо современный европейский брак - это чисто христианская затея. А если она, Лу, не христианка и вышла из церкви, то к чему ей связывать себя брачными узами? А еще во время их объяснения она между прочим вспомнила, что во Франции в 1791 году был введен так называемый гражданский брак...

В конце же их памятного разговора Лу выпустила в сердце влюбленного последнюю стрелу, вообще сказав, что лично она решила на весь век остаться девственницей и посвятить себя исключительно духовным интересам, а потом предложила ему жить вместе “духовной коммуной”. При этом ее совершенно не волновало, что скажет на это, например, ее мать или какая реакция будет в окружающем ее обществе. Несчастный влюбленный стал отныне рабом Лу - он согласился на все ее условия, и они поселились сначала в Берлине, потом переехали в Париж, нигде не задерживаясь надолго. Лу получала от отца-генерала скромную пенсию, и ей этого вполне хватало.

В апреле 1882 года Пауль познакомил Саломе со своим другом Фридрихом Ницше. В то время 38-летний философ был уже очень болен и почти слеп, его жестоко терзали головные боли. Он был абсолютно одинок, а своими постоянными переездами с места на место надеялся найти климат или ландшафт, которые были бы способны утешить его физические и нравственные страдания - итальянские и французские Альпы, Германия, Швейцария... Ницше не был знаменит, книг того, кому в скором времени было суждено стать целой эпохой и переворотом в философии, почти никто не читал.

“Молодая русская”, как Ницше называл Лу в своих письмах, стала первой и единственной женщиной, лирически полонившей его воображение. До этого его с такой же силой способна была пленить только мысль. Он так описывал Лу своему другу Питеру Гасту: “... она резкая, как орел, сильная, как львица, и при этом очень женственный ребенок... Кроме того, у нее невероятно твердый характер, и она точно знает, чего хочет, не спрашиваясь ничьих советов...”

В основном встречи Ницше с Лу состояли из прогулок по горам и бесконечных, запойных разговоров. Удивительно, что этот гениальный человек воспринимал Саломе как равную собеседницу. Ницше поведал ей всю свою жизнь: о детстве в семье пастора в деревенском домике под Наумбургом, о своих первых сомнениях, сменивших годы религиозного рвения, об охватившем его ужасе и отчаянии при виде этого мира без божества...

Ницше подробно изложил ей свои нигилистические мысли. Лу только поражалась их созвучию своим собственным переживаниям. Пусть Бог умер, но зато в самом человеке есть нечто, что может соперничать с Богом. Но для того чтобы добраться до этого сверхчеловеческого в самом себе, человеку согласно воззрениям Ницше надо проделать путь поистине героический - воспарить над своими слабостями, пренебречь людским презрением, призывать на свою голову страдания и любить их: “Упругость души в несчастии, ее ужас при виде великой гибели, ее изобретательность и мужество в том, как она носит горе, смиряется и извлекает из несчастия всю его пользу, и, наконец, все, что ей дано, глубина, таинственность, величие - разве это дано ей не среди скорбей, не в школе великого страдания?” Ницше и Лу призывал “сделать саму себя живым материалом для опыта”. Ее же натуре это было более чем близко, она и сама уже начала свой личный эксперимент. “Если бы кто-нибудь нас подслушал, - писала потом Лу про эти разговоры, - то решил бы, что беседуют два дьявола”.

Фридрих Ницше был велик в вопросах духа, но вот в сфере чувств и повседневной жизни оставался беспомощен, как дитя. А потому сам он не решился признаться Лу в любви, а попросил Пауля Ре передать девушке свои чувства и просьбу стать его женой. И Пауль передал - он даже не ревновал Ницше к Лу, у него сердце сжималось, глядя на то, как этот одинокий человек с абсолютно беззащитной душой впервые в жизни наполнен солнечными надеждами и ожиданием счастья.

Разумеется, Лу не собиралась ради Ницше менять своих убеждений и прерывать свой “эксперимент”. Он же был потрясен и раздавлен ее отказом. Стараясь как-то смягчить боль от нанесенного ему удара, Саломе предложила Ницше присоединиться к их духовной коммуне с Ре, но тут в ситуацию вмешалась сестра философа Элизабет Ницше. Эта старая дева возненавидела “невыносимую русскую” за то, что та украла сердце ее брата. Она сумела каким-то образом очернить Лу в глазах Ницше, и в их отношениях произошел окончательный разрыв. Вскоре после него, а дружба Ницше и Саломе продлилась чуть больше года, философ написал одну из своих самых великих книг - “Так говорил Заратустра”. Многие считают, что написана она под влиянием встречи с Лу. Так или иначе, очевидно одно: в ней Ницше действительно увидел нового человека, с новым независимым сознанием, человека, для которого диктат его собственной воли является высшим и единственным авторитетом.

Расставшись с Ницше, Лу Саломе продолжала двигаться своим и только своим путем. В основном она вращалась в интеллектуальных кругах Европы среди известных философов, ориенталистов, естествоиспытателей. Она ловила себя на том, что ее раздражал деловой, трезвый дух уходящего столетия, она явно тосковала по кантовскому и гегелевскому идеализму. Уже в 1894 году Лу Саломе написала серьезный труд “Фридрих Ницше в своих произведениях”. Труднее всего было заподозрить, что подобную книгу могла написать женщина - настолько все было объективно, четко, по делу. После выхода этой работы Саломе зауважали всерьез. Вскоре ее начали печатать самые престижные журналы Европы, причем не только философские работы, но и художественную прозу. Так свет увидели ее повести “Руфь”, “Феничка”, сборник рассказов “Дети человеческие”, “Переходный возраст”, роман “Ма”. Модные критики, такие как Георг Брандес, Альбрехт Зёргель или Поль Бурже, расхваливали ее талант.

В июне 1886 года в жизни Лу Саломе произошло событие, которое так и не могут толком объяснить ее биографы, а сама она не сочла нужным комментировать. Лу вышла замуж за профессора кафедры иранистики Берлинского университета, сорокалетнего немца Фридриха Карла Андреаса. Пауль Ре, до глубины души униженный свершившимся, вскоре исчез из ее жизни и позже погиб в горах. Говорили, что это было самоубийство.

Фридриху Андреасу предстояло стать одним из самых выдающихся мужей в истории: почти за 40 лет их совместной жизни с Лу, до самой своей смерти, он ни разу не пережил физической близости с собственной женой! Именно это было железным условием, поставленным перед свадьбой этой невероятной женщиной. Счастливый жених, правда, легкомысленно принял это условие за “девичьи выдумки” и все ждал, когда же они пройдут, но безрезультатно...

Если бы Лу сохранила обет целомудрия до конца своих дней, страдания Андреаса были бы хоть как-то оправданны, но в один прекрасный день женская природа взяла в ней верх над теориями и рассудком. Лу было уже за тридцать. Первым мужчиной, сумевшим стать для нее именно мужчиной, стал Георг Ледебур, один из основателей Независимой социал-демократической партии Германии и марксистской газеты “Форвартс”, в будущем - член рейхстага.

Несчастный Андреас, узнав о происшедшем, на глазах у Лу воткнул себе в грудь перочинный нож и, терпя адскую боль, смотрел ей в глаза. Она выдержала этот взгляд... Андреас выжил, но проиграл Лу. Отныне ее свобода была ничем не ограничена - она могла ездить, куда и с кем хочет, и делать, что ей вздумается. Видимо, наблюдая за Андреасом, Саломе интуитивно угадала секрет удивительной власти женщины над мужчиной, власти ее глубинной тайны, которая навсегда останется неразгаданной.

Саломе поздно открыла для себя любовь, но, открыв, поняла, что для нее это - животворящий источник. Эрос - то, что заставляет человека соприкоснуться с мощнейшей силой в себе - инстинктом. И Саломе страстно, как все, что она делала, предалась исследованию и эксплуатации этой силы. В списке ее возлюбленных невозможно поставить точку: писатели и философы Шницлер, Гауптман, Теннис, Эббингхаус, Гофмансталь, Ведекинд, режиссер Макс Рейнхардт и так далее, и так далее.

Особая глава в жизни Лу Саломе - роман с выдающимся поэтом Райнером Марией Рильке. Когда они встретились, ему было 21, ей - 35. Рильке поселился вместе с Лу и Андреасом в их скромном доме недалеко от Берлина в Шмаргендорфе. Роман был бурный, но недолгий, он продлился с перерывами немногим более 3 лет, но за этим последовали еще 30 лет переписки и близкой дружбы. Лу оказалась не просто экстравагантной женщиной, а спасительным якорем в его судьбе: поэт страдал от приступов страха и неконтролируемых депрессивных состояний... В Саломе уже тогда проявился специфический талант, который вскоре сделает ее великолепным доктором: она жалела времени на то, чтобы вникнуть в суть душевных переживаний Рильке, бесконечно терпеливо выслушивала его и пыталась вместе с ним понять их причину и смысл и тем самым облегчить его страдания.

В сентябре 1911 года очередной возлюбленный Лу Андреас-Саломе, шведский психоаналитик Пол Бьер, ехал вместе с ней на III конгресс психоаналитиков в Веймаре. Рассказывая своей подруге о том, что такое психоанализ, Бьер никак не ожидал, что встретит с ее стороны такое жадное любопытство. Впрочем, удивляться этому не приходилось. Само появление этого нового направления психологии знаменовало начало эпохи нового времени, а Лу Саломе от макушки до кончиков ногтей являла собой готовый, сформировавшийся продукт оного.

Наука цвела, как никогда, пышно, на рубеже веков возникла квантовая физика, в 1905 году была сформулирована теория относительности... Естественные науки, подкрепленные теорией Дарвина, тоже не отставали. Объективный мир сочли более или менее изученным, неизученным оставался только человек, субъект познания. Если раньше его полагали образом и подобием Бога, то теперь в этом усомнились, и надо было браться за его изучение заново. И новая эпоха делала особый акцент на развитии гуманитарных наук - социологии, экономики, социальной психологии, а также на психоанализе.

Да и сам человек менялся: трещал патриархальный уклад, женщина больше не желала подчиняться, викторианская мораль становилась предметом насмешек. Босоногая танцовщица А.Дункан, которой так восхищалась Саломе, уже будоражила европейское высшее общество своими прозрачными туниками, а ее знаменитые берлинские лекции “О праве женщины на свободную любовь” шепотом пересказывались в гостиных.

Основатель психоанализа З.Фрейд, долгое время разрабатывавший свои идеи в полном одиночестве, к 1902-1903 годам постепенно становится известным, а психоанализ - крайне популярным. А в 1 908 году в Зальцбурге состоялся I Международный психоаналитический конгресс.

Лу Андреас-Саломе почувствовала в идеях Фрейда дыхание свежего ветра, который показался ей не менее радикальным, чем веющий от философии Ницше. Фрейд посмел бросить вызов общественному мнению, возведя сексуальность в доминанту человеческого поведения. Лу Саломе не раз была свидетельницей того, как некоторые видные ученые конфузились, просто произнося саму фамилию Фрейда, словно она было каким-то неприличным словом.

Когда Саломе вошла в круг ближайших учеников австрийского врача, ей был 51 год, сам Фрейд, будучи на 5 лет старше, воспринял ее как 20-летнюю - столько в ней было свежести и энтузиазма. Серебристые волосы, голубые глаза, чудесная кожа, царственная осанка. Злые языки утверждали, что он влюбился в ученицу, во всяком случае, известно, что он посылал ей цветы, провожал до отеля, а если она пропускала очередную традиционную “среду”, нежно ей выговаривал в записочках.

Каждый, кто хотел практиковать психоанализ, должен был непременно поначалу пройти этот процесс сам в качестве анализируемого, чтобы разобраться со своей собственной личностью и ее темными сторонами, иначе говоря - с бессознательным. Лу Саломе и тут сумела отличиться - она оказалась, похоже, единственной из непосредственных учеников Фрейда, кому позволили самой анализа не проходить, но практиковать его с другими в качестве врача-психотерапевта после пары лет интенсивной подготовки и обучения. Многие из фрейдовской “свиты” роптали по этому поводу, но снисходительность Фрейда к Лу не знала границ, ей он прощал любую “ересь”, в то время как других своих учеников и оппонентов, позднее отколовшихся от его школы, он осыпал язвительными колкостями за любое отступление от догмы, то есть от его, Фрейда, понимания. Таким образом, Андреас-Саломе стала одной из первых, если вообще не первой женщиной в этом новом направлении психологии.

Умная Лу, разумеется, ни в коем случае не желала сама выворачиваться наизнанку перед кем бы то ни было, то есть позволять себя анализировать. И вовсе не потому, что она боялась раскрыть какие-то свои тайны. Этого она не боялась. Причина в другом: она была достаточно самоуверенна, чтобы полагать, что и без того всю жизнь занималась самопознанием и самоисследованием и накопила весьма существенный опыт по этой части. Фрейд, между прочим, был знаком с ее книгой “Эротика”, выдержавшей пять переизданий, и считал, что Лу, пусть и несколько с другой стороны, но тем не менее вплотную подошла к его собственным идеям и отчасти подтвердила их.

Согласно Лу Саломе мужчина и женщина - существа различные принципиально, сущностно. Мужчина целиком направлен на внешний мир, он ищет в любви лишь удовлетворения, мгновенной разрядки напряжения, для женщины же любовь - все, “пол разлит по всей плоти ее организма, по всему полю души”, более того, она вообще не существует вне этого. А еще Саломе считала абсурдным стремление женщины уподобиться мужчине, которое она повсеместно наблюдала вокруг.

А как же вы сами? - язвительно спрашивали ее. - Разве вы не избрали мужские профессии - писать, заниматься философией, практиковать психоанализ?

Отнюдь! Нет ничего более смертельного для женщины, чем тягаться с мужчиной в профессиональном успехе. Женщина не нуждается в социальном успехе, она занимается чем-то просто для самораскрытия. Я не избирала никаких мужских профессий и ни с кем не соревнуюсь, эти занятия нашли меня, как солнце находит нуждающийся в его лучах цветок, - с достоинством отвечала Лу.

Трудно себе представить, какую бурю возмущения в феминистских кругах вызывали ее рассуждения. “Госпожа Лу Саломе - антифеминистка! - писала, к примеру, родоначальница теоретического феминизма Хелен Дом. - Мы находим в ее текстах утверждения, которые заставляют встать волосы дыбом у нас, эмансипированных женщин!”

Чем теснее Лу Саломе общалась с Фрейдом, регулярно приезжая к нему в Вену из Геттингена, тем больше он удивлял ее своей, как бы сейчас выразились, невротической расщепленностью. Столь много знавший о человеческих страстях, этот человек в личной жизни был “застегнут на все пуговицы”, корректен, пунктуален и крайне формализован. Он вставал и ложился в одно и то же время, и если больной опаздывал к нему на прием на 10 минут, то это на весь день выбивало его из рабочего графика.

Его личные взгляды на мораль оставались целиком в русле пуританской традиции XIX века. Своим друзьям и коллегам - мужчинам Фрейд мог сколько угодно выдавать желаемое за действительное, но Лу с ее наметанным глазом мгновенно поняла, что он, учивший пациентов справляться с аффектами и не подавлять их, сам был не в состоянии проделать этого с собой. Однажды, как всегда, доктор Фрейд принес ей нарциссы, она приняла их с обворожительной улыбкой, а потом, заставив свои глаза опасно вспыхнуть, провокационно тронула Фрейда за плечо и на мгновение прильнула к нему - он отскочил как ужаленный, его панический взгляд молча молил о пощаде. И тогда Лу окончательно поняла, какой океан подавленных чувств таится в этом сдержаннейшем с виду человеке. Дочь Фрейда Анна, с которой Саломе была дружна, призналась ей, что у отца мучительный страх смерти, граничащий с неврозом, и что на этой почве у него нередко случаются головокружения и даже обмороки.

Лу слушала это с грустью, думая про себя, что вот пример того, когда творение выше творца, когда творец боится собственного создания. Страх любви, как давным-давно уже знала Саломе на собственном опыте и на опыте близких ей людей, всегда имеет изнанкой страх смерти. Это незыблемый психологический закон. Ницше боялся любви и панически боялся смерти, то же - Рильке, то же - и множество других из встреченных ею мужчин. И она думала: а не в этом ли была ее высшая функция в их жизни - сделать им прививку любви против страха смерти?

Особенно много Лу думала тогда о Ницше... Могла ли она ему помочь, если бы осталась с ним тогда, хотя бы на какое-то время? Ведь его смерть была просто чудовищна: несколько лет полного безумия и кончина в 1900 году в психиатрической клинике...

В конце концов, Лу открыла в Геттингене, где она давно уже поселилась с Андреасом, психоаналитическую практику и работала по 10-11 часов в день. Отбоя от пациентов не было, потому что Саломе обладала природным даром слушать и понимать другого человека. Как всегда, она не боялась нарушать самые священные заповеди - в данном случае заповеди своего учителя Фрейда, полагавшего, что психоаналитик ни в коем случае не имеет права вступать в близкие отношения с пациентами даже ради благородной цели научного эксперимента. Саломе же, руководствуясь, как обычно, только собственной интуицией, полагала, что если она этого хочет и пациент этого хочет, то вред просто исключается.

Наступало жаркое, сумбурное и грозное лето 1914 года. 1 августа Германия, в которой жили Лу и Андреас, объявила войну России, где остались ее родные братья с семьями. До них доходят слухи, что сибирский мужик Г.Распутин, “соправитель русского царя”, был едва ли не единственным из советников, кто предостерегал Николая II от войны, предсказывая, что это будет конец России и конец империи. В связи с этим Саломе замечает Фрейду, что “стоило бы прислушаться к Распутину, ибо он единственный не невротик из приближенных к русской власти”.

Трое сыновей и зять Фрейда сражались на фронте. Неизменное ровное спокойствие Лу стало для него почти единственным эмоциональным прибежищем в эти страшные годы. В той войне Саломе не стояла ни на чьей стороне - ни своей родины, ни той страны, где она теперь жила. Она полагала, что войны - это неизбежное зло всей человеческой цивилизации. Люди воюют и убивают друг друга только потому, что война идет внутри каждого из них: разум борется с инстинктом, и эта борьба никогда не может прекратиться. У Саломе появилось множество пациентов, приезжавших с фронта. Они рассказывали ей страшные истории, не зная, что по рождению она русская. Императорская армия к середине войны уже потеряла более 3 миллионов человек убитыми и пленными, русские солдаты вызывали жалость, ибо они были не только плохо экипированы, но и голодали, нередко они выступают со штыками против немецких винтовок...

Может быть, вы вчера убили моего брата, он воюет на стороне русских, - с удивительным спокойствием говорила Лу остолбеневшему пациенту. - Но ведь это не делает нас врагами... У нас только один враг - темная, агрессивная и воинственная часть нашей души. Попробуем же приручить ее.

Наблюдая психологию людей, побывавших в аду военной мясорубки , Лу неожиданно обнаружила, как сама история на ее глазах подтверждает идеи Ницше о том, что страдание обновляет и закаляет. Некоторые ее знакомые и вчерашние пациенты, ставшие солдатами, на полях сражений совершенно излечивались от психических заболеваний, которыми они страдали до войны: истерии, невроза, навязчивых состояний и даже шизофренических приступов.

Боязливый, мягкий Фрейд был в ужасе от “нечеловеческих” прозрений Лу, зато его ученик Карл Густав Юнг, один из величайших психологов XX века, впоследствии подтвердит “психически исцеляющее значение глобальных кризисов”.

Русская революция лишила Лу остатков ее состояния и возможности когда-либо увидеться с родными. Отныне она так и будет жить в их с Андреасом чудесном доме под Геттингеном, где у нее был дикий сад и кабинет в мансарде и где ветви цветущей груши каждую весну врывались прямо в ее окна. Семейная жизнь Андреасов, как всегда, была своеобразной: Фридрих Карл был занят своей наукой, с супругами по-прежнему жила внебрачная дочь Андреаса, Мария, - плод его короткой связи с горничной. В свое время Лу великодушно оставила девочку в их доме и заботилась о ней как о родной дочери. До самой смерти Лу Мария не оставляла свою обожаемую приемную мать. Кроме того, для Фридриха Карла давным-давно стало привычным, что с ними время от времени живет очередной “друг” жены - с каждым из них он оставался ровен и приветлив, и за утренним кофе учтиво обсуждал политические новости. И так до самой своей тихой смерти в октябре 1930 года.

Тем временем жизнь в Европе менялась на глазах. Инфляция 1923 года достигла апогея: если еще недавно один аналитический прием стоил 50 марок, то сейчас это уже 3 000 марок и мало кому это по карману. Лу Саломе все чаще работала бесплатно; изредка через общих знакомых до нее доходили слухи, что семьи ее братьев в Советской России живут в нищете, и она мучилась от невозможности им помочь.

Всю жизнь Лу высокомерничала с политикой, но с приходом Гитлера к власти в 1933 году не замечать творившегося вокруг стало уже невозможно. Манифестации, шествия и митинги молодых фашистов по всем немецким городам, бесконечно звучавшее в ушах “Хайль Гитлер!”, невыносимые выспренные речи о превосходстве арийской расы, набирающий силу антисемитизм...

Однажды к Лу в ужасе прибежала ее приятельница Гертруда Боймер с криками: “Эти черные (имелись в виду нацисты) рыщут по психиатрическим больницам и хотят переписать всех больных шизофренией; говорят, потом их всех уничтожат!” Саломе не поверила, и они кинулись к знакомому главврачу геттингенской клиники. Тот подтвердил информацию - врачи на свой страх и риск прятали от нацистов истории болезни. Излагая свои взгляды на воспитание будущих воинов Третьего рейха, Гитлер уже тогда был предельно откровенен. “Моя педагогика сурова - слабый должен погибнуть!” Вскоре это стало официальной политикой режима: все шизофреники должны быть физически уничтожены.

Началось наступление и на психоанализ. Книги Фрейда в Германии сжигались, к его друзьям и соратникам, как и к психоаналитикам вообще, приходить стало опасно. Лу Саломе, которой было уже за 60, друзья уговаривали уехать из страны, пока не поздно. Вскоре пришла еще одна тревожная новость: сестра Ницше, Элизабет Ферстер-Ницше, вышедшая замуж за нациста Ферстера, состряпала на Лу Саломе донос о том, что она, во-первых, “финская еврейка” и, во вторых, якобы извратила наследие ее брата, которого Элизабет всячески стремилась сервировать властям как духовного отца фашизма. Видно, за столько лет ненависть Элизабет Ферстер к Лу Саломе нисколько не уменьшилась.

Фрау Ферстер собственноручно составила сборник “Воля к власти”, выдержанный в нужном нацистском стиле, в котором она позволила себе сильно отредактировать высказывания философа и выдать за его оригинальное произведение. В 1934 году Гитлер с большой помпой совершил визит в Веймар, где встречался с Ферстер-Ницше и осмотрел архив философа. Годом позже фюрер устроил для скончавшейся хранительницы наследия Фридриха Ницше государственные похороны.

Лу Саломе, будучи в гостях, позволила себе во всеуслышание обозвать Элизабет Ферстер “полоумной недоучкой” и язвительно добавить, что Ницше был таким же фашистом, как его сестра - красавицей. После этих слов гости испуганно переглянулись, а многие поспешили убраться восвояси. А Соломе насмешливо продолжала: “Эта лишившаяся рассудка страна будет с каждым днем все больше нуждаться в таких, как я”, - ни годы, ни ситуация не лишили ее куража. Уезжать из Германии она наотрез отказалась.

В 1905 г. служанка её мужа Андреаса рожает ему дочку. Лу оставляет внебрачного ребёнка в доме, наблюдает за своими реакциями с дотошностью психоаналитика. Через несколько лет она её удочерит. Именно Мари останется с ней у смертного одра.

Лу Андреас-Саломе умерла 5 февраля 1937 года в своем доме под Геттингеном. К счастью, ей не довелось увидеть, что сделало время с ее любимым учителем Фрейдом. В 1938 году фашисты оккупировали Австрию, конфисковав издательство Фрейда, его библиотеку, имущество и паспорт. Фрейд стал фактически узником гетто.

Только благодаря выкупу в 100 тысяч шиллингов, который заплатила за него его пациентка и последовательница принцесса Мария Бонапарт, его семья смогла эмигрировать в Англию. Фрейд был уже давно смертельно болен раком челюсти, и в сентябре 1939 года по его просьбе лечащий врач сделал ему два укола, которые и прервали его жизнь.

Не узнала Лу Саломе, что четыре сестры Фрейда, которых она нежно любила, погибли в немецком концлагере. Не узнала она и того, что в советском концлагере закончили свои дни ее родные племянники и двое ее братьев.

...“Какие бы боль и страдания ни приносила жизнь, мы все равно должны ее приветствовать, - писала Лу Андреас-Саломе в свои последние годы. - Солнце и Луна, день и ночь, мрак и свет, любовь и смерть - и человек всегда между. Боящийся страданий - боится радости”. Ницше не ошибся в своей Заратустре...

«Лу, Рильке, Россия»- так назвали свой двухчасовой спектакль МИРовцы. С самого начала до самого конца артисты и певцы держат зрителя в каком-то торжественном напряжении. Один всплеск эмоций за другим: то зритель становится свидетелем первой встречи юной Лу Саломе с Фридрихом Ницше (Татьяна Лукина и Михаил Чернов), то сцены объяснения в любви 22-летнего Рильке (Артур Галиандин) 37-летней Лу Саломе (Карин Вирц), с его знаменитым гимном любви: «Нет без тебя мне жизни на земле…» , а то вдруг до глубины души растрогают русские народные песни и романсы «Волга-реченька глубока», » В лунном сиянье», «Как сладко с тобою мне быть» в исполнении певицы Светланы Прандецкой, или «Меж крутых бережков», «Ты сидишь одиноко», «Твои глаза зелёные», буквально сыгранные драматическим актёром Сергеем Ивановым под проникновенное сопровождение гитариста Дмитрия Третьяка.

Рильке – Луизе Саломе

Я и слепой тебя увижу,
Я и глухой тебя услышу,
Немой – тебя я буду звать,
Без рук – дыханьем обнимать,
Без ног – на край земли бежать,
Забытый – буду вечно ждать,
Грустить, печалиться, страдать,
Молиться, верить, ликовать
И песни для тебя слагать,
И гимны в честь твою писать.
Я буду сильным, буду грозным,
Я буду мягким и серьёзным.
Я буду нежным, буду мирным,
Весёлым, добрым, тихим, смирным.
Я буду тем, кем ты меня
Увидела, нашла, взяла,
Богиня русская моя,
Душа моя, слеза моя.

Удивительная женщина, достойный, замечательный спектакль, великолепный зритель. Всё совпало в этот вечер, накануне 150-летия нашей легендарной соотечественницы Луизы Густавовны Саломе. А разве могло быть иначе, учитывая тот факт, что первая встреча Лу с Рильке состоялась в Мюнхене, на Шеллинштрассе, где 20 лет назад родилось общество МИР, одной из главных целей которого является поиски соприкосновений русской и немецкой культуры и бережное отношение к ним.

Женщина загадка - Лу Андреас-Саломе

Роль женщины на стыке XIX и XX веков была жестко определена - но некоторым удавалось немного расширить ее рамки. Лу Саломе стала не только писательницей, открывшей русскую культуру поэту Рильке, - она шокировала общественность, создав философский кружок с Ницше и Рэ, а позже стала одной из первых практикующих женщин-психоаналитиков. Накануне дня рождения Саломе, 12 февраля, Bird In Flight вспоминает ее историю.

На старинной черно-белой фотографии трое: двое мужчин с покорными лицами впряглись в повозку, которой управляет юная особа с хлыстиком в руке. Смелая для 1882 года композиция интригует еще больше, если учесть, что мужчины на снимке - известные философы Пауль Рэ и Фридрих Ницше. Возницу в глухом платье зовут Лу Саломе.

Луиза фон Саломе родилась в 1861 году в Петербурге, в семье русского генерала. Лёля, как на русский манер звали ее дома, была шестым, самым младшим, ребенком в семье — и единственной девочкой. В огромной квартире на Морской, где она провела детство, разговаривали в основном по-немецки и по-французски, что не мешало Саломе всю жизнь ощущать себя русской по духу.

Независимый характер девочки впервые в полной мере проявился в 17 лет, когда она, не найдя взаимопонимания с пастором своего прихода, наотрез отказалась проходить обряд конфирмации. Лу предпочла самостоятельно выбрать духовного учителя: им стал Хендрик Гийо, проповедник при Голландском посольстве в Петербурге, любимец столичной интеллигенции и наставник детей Александра II. Впервые услышав проповедь блестяще образованного и харизматичного Гийо, Лу поняла, что наконец нашла достойного собеседника, и немедленно отправила ему письмо: «…Вам пишет, господин пастор, семнадцатилетняя девушка, которая одинока в своей семье и среди своего окружения — одинока в том смысле, что никто не разделяет ее взглядов, не говоря уже о тяге к серьезным познаниям» .

в протестантской традиции - обряд сознательного исповедания веры

«…Вам пишет, господин пастор, семнадцатилетняя девушка, которая одинока <...> в том смысле, что никто не разделяет ее взглядов, не говоря уже о тяге к серьезным познаниям».

Потрясенный ее умом, пастор соглашается взяться за образование Луизы: на занятиях, которые она держит в тайне от своей семьи, он обучает ее философии и истории религии, обсуждает с ней Канта, Вольтера, Руссо и Спинозу. А через полтора года занятий внезапно делает предложение — даром что давно женат и воспитывает двух дочерей, ровесниц Лу. Разочарование девушки безмерно: духовный учитель оказался обычным мужчиной, неспособным справиться с низменными страстями.

Коммуна умов, которая не состоялась

Ответив наставнику резким отказом, 19-летняя Саломе отправляется в Швейцарию продолжать образование, а позже перебирается в Рим. Именно там, в салоне прогрессивной писательницы Мальвиды фон Мейзенбург (будущей номинантки на первую Нобелевскую премию по литературе), Лу в 1882 году знакомится с философом-позитивистом Паулем Рэ, а тот вскоре представляет ее своему другу Фридриху Ницше. Молодые люди сразу чувствуют духовное единство. «С того самого вечера наши ежедневные беседы заканчивались только тогда, когда я окольными путями возвращалась домой, — напишет Саломе в своих воспоминаниях. — Эти прогулки по улицам Рима вскоре так нас сблизили, что во мне начал созревать замечательный план. В том, что этот противоречащий тогдашним нравам план может осуществиться, меня убедил приснившийся мне ночью сон. Я увидела во сне рабочий кабинет, полный книг и цветов, с двумя спальнями по бокам, и переходящих из комнаты в комнату друзей, объединившихся в веселый и одновременно серьезный рабочий кружок. Не стану отрицать: наше будущее содружество на удивление точно соответствовало этому сну».

Некоторое время друзья действительно путешествуют вместе, посвящая все время беседам и творчеству. Но интеллектуальной коммуны, о которой мечтала Лу, не получилось. Во-первых, окружающие отказывались верить в безгрешность этого союза: мать Саломе, по воспоминаниям девушки, готова была призвать на помощь всех своих сыновей, чтобы живой или мертвой доставить ее обратно на родину, и даже придерживавшаяся свободных взглядов Мальвида была порядком шокирована. А во-вторых, главной проблемой были сами участники треугольника: оба мужчины влюбились в свою прекрасную соратницу, начали то открыто, то за спиной друг у друга делать ей предложения руки и сердца, ревновать и плести интриги.

Мать Саломе готова была призвать на помощь всех своих сыновей, чтобы живой или мертвой доставить ее обратно на родину.

Саломе все эти «низменные страсти» по-прежнему не интересуют. И если Рэ хотя бы сумел достойно перенести отказ и остаться Лу другом, то Ницше не смог стерпеть такого удара по самолюбию: он вскоре полностью разорвал с ней отношения, забросал ее длинными письмами с претензиями и упреками, а впоследствии позволил себе несколько довольно некрасивых высказываний в ее адрес. Надо сказать, девушка сделала все, чтобы смягчить отказ и сделать его менее обидным для философа. К примеру, объясняла, что в случае замужества перестанет получать пенсию от российского правительства, хотя в действительности ее решение было вызвано отнюдь не финансовыми причинами. На память об этом «тройственном союзе» осталась та самая придуманная Ницше скандально известная фотокарточка с повозкой.

Загадочное замужество

В 1886 году в жизни 25-летней Саломе происходит поворот, который не смогут объяснить ни тогдашнее окружение Лу, ни ее будущие биографы: девушка, на горе всем своим обожателям и на радость отчаявшейся маме, выходит замуж. Ее избранником становится Фридрих Карл Андреас — профессор кафедры иранистики Берлинского университета, специалист по восточным языкам с более чем скромным финансовым положением. Вообще-то сначала он тоже получил отказ, но, не растерявшись, схватил со столика нож и эффектно вонзил себе в грудь на глазах у изумленной девушки.

Полночи пробегав в поисках врача, Лу в результате соглашается выйти за Андреаса. Это выглядит довольно странным: Саломе никогда не производила впечатление человека, поддающегося на шантаж, — возможно, ей просто надоело придумывать отговорки для ухажеров, и она решила, что замужество решит эту проблему раз и навсегда. Еще более странным выглядит условие, поставленное будущему мужу: их брак будет сугубо платоническим. Андреас соглашается на этот нелепый пакт — вероятно, не принимая его всерьез. Если так, он недооценил силу характера избранницы: все 43 года их брак действительно будет целомудренным. Пикантности ситуации добавят романы, которые Лу будет открыто заводить на стороне, и тот факт, что у самого Андреаса в 1905 году родится дочь от экономки Марии Штефан. Экономка умрет при родах, а девочку, тоже Марию, Лу воспитает как собственного ребенка и сделает своей единственной наследницей.

Борщ для поэта

В 36 лет Лу — известная писательница, прозу и научные статьи которой публикуют видные европейские издания, — встречает Райнера Марию Рильке — пока еще малоизвестного поэта на пятнадцать лет младше нее. «Мы познакомились на людях, потом предпочли уединенную жизнь втроем, где все у нас было общим, — опишет Саломе этот причудливый союз в мемуарах. — Райнер делил с нами наш скромный быт в Шмаргендорфе, недалеко от Берлина, у самого леса, и когда мы шли босиком по лесу, — этому научил нас мой муж, — косули доверчиво подходили к нам и тыкались носом в карманы пальто. В маленькой квартирке, где кухня была единственным — если не считать библиотеки моего мужа — помещением, приспособленным для жилья, Райнер нередко помогал готовить, особенно когда варилось его любимое блюдо — русская каша в горшке или борщ».

Каша и борщ не случайны: с самого начала их отношений Саломе стремится открыть Рильке русскую культуру. Она учит чешско-австрийского поэта русскому языку, знакомит с творчеством Достоевского и Толстого и дважды берет с собой в поездки по России. Во время этих путешествий они гостят в Москве и Петербурге, плавают на пароходах по Волге, приезжают в Ясную Поляну к Толстому и даже живут некоторое время в крестьянских избах. Рильке действительно влюбляется в русскую культуру настолько, что даже пробует писать стихи на новом для себя языке.

Она расстанется с ним через четыре года, но как друзья они будут активно переписываться до самой смерти поэта в 1926 году. На протяжении всей жизни Рильке будет утверждать, что без Саломе он никогда не смог бы найти свой творческий путь.

Госпожа психоаналитик

В 1911 году, оказавшись на конгрессе психоаналитиков в Веймаре, 50-летняя Лу Саломе знакомится с Зигмундом Фрейдом и вскоре становится одной из ближайших его учениц. Через пару лет активного обучения Саломе — одна из первых практикующих женщин-психоаналитиков: она открывает практику в собственном доме под Гёттингеном в Германии и по 10-11 часов в день проводит с пациентами. Интересно, что сама она всю жизнь отказывалась участвовать в психоаналитических сеансах в качестве пациента — и Фрейд, считавший такой опыт обязательным для любого психоаналитика, прощал любимой ученице это упрямство.

Психоанализу Лу Саломе осталась верна до конца жизни, хотя это оказалось непросто: расцвет фашизма в Германии ознаменовался наступлением как на психотерапию в целом, так и на нее лично. Немалую роль в гонениях на Саломе сыграла младшая сестра Ницше Элизабет: страстно ненавидевшая Лу еще со времен памятного «тройственного союза», она, ныне жена нациста, член НСДАП и заведующая архивом философа, наконец-то получила возможность выместить свою злость. В состряпанном госпожой Ферстер-Ницше доносе Саломе обвинялась, во-первых, в еврейском происхождении, а во-вторых, в извращении наследия философа. Хотя «извращением наследия» занималась как раз сама Элизабет: именно она выпустила под именем Ницше идеологически выдержанный сборник «Воля к власти», где не гнушалась вырыванием цитат из контекста, а то и откровенными фальсификациями.

Саломе, впрочем, и тут осталась верна себе: она публично назвала Элизабет «полоумной недоучкой» и добавила, что Ницше был таким же фашистом, как его сестра — красавицей. Она наотрез отказалась эмигрировать и умерла 5 февраля 1937 года в своем доме под Гёттингеном.