Происхождение сказок. Специфика вымысла. Древнейшие мотивы. Типы сюжетов. Опыт классификации сюжетов. Поэтика и стиль. Композиция. Пространство и время. Стилевые формулы. Контаминация. Система образов. Темы, образы, смысл наиболее распространенных сказок.

Волшебная сказка – это повествование о необыкновенных событиях и приключениях, в которых участвуют нереальные персонажи. В ней происходят чудесные, фантастические события. Сказки этого типа возникли в результате поэтического переосмысления древнейших рассказов о соблюдении табу – бытовых запретов на разные случаи жизни, созданных для того, чтобы уйти из-под власти таинственной злой силы. Вероятно, когда-то существовали рассказы о нарушении табу и о следующих за этим печальных событиях.

В волшебных сказках мы видим отголоски запретов – употреблять неизвестную еду или пить из неизвестных источников, а также покидать дом, прикасаться к некоторым предметам. Нарушив запрет сестры, братец Иванушка пьет воду из следа козлиного копытца и превращается в козлика. Преступив запрет родителей покидать дом, сестра уходит с маленьким братцем на полянку, и его уносят гуси-лебеди в избушку Бабы-Яги. Забыв о запрещении серого волка прикасаться к клетке жар-птицы и уздечке златогривого коня, Иван- царевич попадает в беду.

Специфичен вымысел волшебной сказки. В ней все необычно, и напрочь снимается вопрос о вероятности, достоверности повествования. В сказке этого типа встречаются мотивы, содержащие веру в колдовство, в существование потустороннего мира и возможность возвращения оттуда, в оборотничество – превращение людей в реку или озеро, всевозможных животных и даже в церковь, как, например, в сказке «Василиса Премудрая и Морской царь».

Некоторые волшебные сказки связаны с мифологическими представлениями. Такие персонажи как Морозко, Морской или Водяной царь, чудесные зятья Солнце, Месяц, Ветер или Орел, Сокол и Ворон явно связаны с обожествлением сил природы и почитанием тотемного зверя. Культ предков обнаруживается в образе чудесной куколке, которую умирающая мать дает Василисе. Куколка помогает сироте противостоять козням мачехи и спасает ее от Бабы Яги.

Таким образом, сказки сохранили в себе когда-то реальные черты давно исчезнувших представлений, жизненных явлений, следы пережитых человеческих эпох, которые теперь воспринимаются нами как фантастика, вымысел. Например, в образах мудрых дев Василисы Премудрой, Марьи Моревны, Елены Прекрасной, обладающих сверхъестественными способностями и помогающих герою, явно обнаруживаются представления эпохи матриархата о превосходстве женщины над мужчиной. Мотивы человеческих жертвоприношений видны, например, в сказках о Змее, похищающем девушек; колдовства и людоедства – в сказках о Бабе – Яге. Эти и другие сказочные мотивы – отзвук давно забытой действительности, но в сказках они не воспринимаются как рассказ о прошлом. Они формируют тот чудесный фантастический мир, в котором живут сказочные герои.

Фантастику волшебной сказки сформировали также мечты, обращенные в будущее. Сказка опережает действительность. Мечтая о быстром передвижении по земле, человек в сказке создает сапоги-скороходы. Он хочет летать по воздуху – создает ковер-самолет. Хочет всегда быть сытым – и в сказке появляются скатерть-самобранка, чудесная мельница, горшок, который может по приказу наварить любое количество каши.

Волшебные сказки по своему сюжетному составу – сложный жанр. Они включают в себя героические сказки о борьбе героя с врагами, сюжеты о поисках диковинок, добывании невесты, повествования о падчерице и мачехе и другие. В указателе сказочных сюжетов А. Аарне можно обнаружить 144 сюжета, известных в русских сказках. Кроме того, русский ученый Н.П. Андреев нашел еще 38 сюжетов, неизвестных фольклору других народов. Русский исследователь сказок В.Я. Пропп выделил следующие типы сюжетов:

1. Борьба героя с чудесным противником.

2. Освобождение от плена или колдовства невесты (жены) или жениха.

3. О чудесном помощнике.

4. О чудесном предмете, помогающем герою достичь цели.

5. О чудесной силе или необычном умении героя.

6. Прочие типы сюжетов, не вошедшие в предыдущие разделы.

Как правило, сюжет волшебной сказки начинается с интригующей завязки, необычного события: например, в сказке «Три царства» завязка сказочного действия начинается с того, что в сад, где гуляет царица, прилетел вихрь, схватил ее и унес неведомо куда. Завязка подчеркивает необычность происходящего, показывает, что речь пойдет о чудесных приключениях героев. Сюжет каждой волшебной сказки неповторим. Его отличительная черта – многособытийность. В сказке описывается довольно продолжительный период в напряженной и драматичной жизни героя. Герой сказки проходит через ряд испытаний, выполняет трудные задания.

В разных волшебных сказках встречаются одни и те же мотивы, или наиболее часто встречающиеся эпизоды. Например, мотив отлучения героя от дома по какой- либо причине, мотивы трудных поручений, поиска похищенной жены или невесты, состязания с врагом, мотив бегства от врага, содействия чудесных помощников или предметов. При всем сюжетном различии структура волшебных сказок едина: мотивы строго последовательны, каждый предшествующий мотив поясняет последующий, подготавливает событие основного, кульминационного. Обычно наиболее значительный мотив в сказке может повторяться трижды. Повтор замедляет сюжетное действие, но фиксирует внимание слушателей на важном моменте.

Композицию сказки можно охарактеризовать как круговую и однолинейную. Условно последовательность действия может быть передана схемой: герой покидает дом для совершения подвигов или для приключений – подвиги или приключения – возвращение. Так создается замкнутость действия, круговая композиция. Выделяя героя в начале повествования, сказка связывает все действия с ним, к нему относится вся цепь сказочных событий. Мы не найдем ни одного эпизода, где бы отсутствовал главный герой. Такое построение принято называть однолинейным.

Специфической чертой волшебной сказки является изображение особого сказочного пространства и времени, в которых совершаются действия героя. Художественное пространство волшебно-фантастической сказки ограничено от реального. Оно четко членится на свое – «некоторое царство, некоторое государство», в котором живет герой, и чужое, иное – «тридевятое царство, тридесятое государство», в котором герой проходит испытания и совершает подвиги. Граница между ними – всегда какое-то препятствие. Это может быть темный лес, огненная река, море, гора, колодец, глубокая яма, которые герою нужно суметь преодолеть, чтобы из «своего» попасть в «иное» царство.

Художественное время волшебной сказки – это особое сказочное время, не совпадающее с реальным ни по своей протяженности, ни по своему характеру. Оно всегда отнесено к неопределенно далекому прошлому. Оно условно, ирреально. Оно никогда не исчисляется годами, а лишь событиями. Герой сказки никогда не стареет. О его жизни до того момента, как он уходит из дома для выполнения своих подвигов, повествуется очень кратко. Только с момента выезда героя из дома начинается отсчет времени и далее время определяется лишь теми событиями, о которых повествует сказка. Сказочное время всегда последовательно движется вперед, в будущее, никогда не возвращаясь в прошлое героя. Оно явственно подразделяется на время в пути и время событий.

Для обозначения времени героя в пути используются особые художественные формулы, например: «скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается». Употребляются глаголы движения, повторяющиеся 2-3 и более раз. Увеличение повторов означает увеличение длительности времени в пути. «Идет, идет, идет Иван-царевич...» – означает, что он идет очень долго. Протяженность пути может передаваться состоянием усталости, голода, жажды, изнашиванием одежды и обуви.

Мир персонажей волшебной сказки необычайно разнообразен. Центральное место в системе образов занимают положительные герои, наделенные идеальными физическими и моральными качествами. В свою очередь они подразделяются на следующие группы: герой-богатырь, герой-удачник и герой – мнимый дурак. Второй ряд составляют помощники героя, при содействии которых он совершает свои подвиги и успешно преодолевает все препятствия и приключения. Третий ряд – враги или вредители героя, с которыми он борется.

Герои – богатыри рождаются от чудесного зачатия и с младенчества наделены титанической силой и иными сверхъестественными качествами. К такому типу героев относятся Покатигорошек, Иван – Медвежье ушко, Иван Сучич, Иван – Коровий сын и другие. Покатигорошек рождается чудесным образом – от горошины, которую находит и съедает его мать. Время от его зачатия до рождения фантастически сокращено. Растет он не по годам, а по часам, у него необыкновенные умственные способности: говорить и разумно рассуждать он начинает, еще находясь в утробе матери. У него сверхчеловеческая выносливость и исполинская сила. Он совершает подвиги, убивая чудовищного змея, избавляя из плена сестру и братьев. Это один из архаических типов героев восточнославянского сказочного эпоса, в основе его лежит культ растительной силы.

Иван – Медвежье ушко или Медведко рождается в результате сожительства женщины (иногда мужчины) с медведем (медведицей). Внешне он «совсем как человек, только уши медвежьи» или «до пояса человек, а от пояса – медведь». Как и Покатигорошек, он необыкновенно быстро растет, силен и умен. Это буйная, озорная натура. В детстве, неосторожно играя со сверстниками, калечит их. В образе этого героя слились героические и сатирико-юмористические черты. В сказках о медвежьем сыне видны следы культа тотемного зверя.

Герой – удачник (обычно его имя в сказках Иван-царевич, Иван крестьянский сын) в отличие от героя- богатыря не обладает титанической силой, хотя он силен и ловок, часто красив: «красавец писаный, взглянет соколом, встанет львом – зверем, глаз отвести нет возможности». Но главное в нем – его высокие моральные качества, которыми он привлекает помощников, и они служат ему, помогая одолеть все препятствия. Этот тип героя воплощает в себе человеческий идеал: он добр, справедлив, бескорыстен, честен. Умирая от голода, он щадит животных, терпя нужду, делится последним куском с нищим. Он беспрекословно выполняет наказ отца, приходя три ночи подряд за себя и за старших братьев караулить отцовскую могилу. За каждый свой добрый поступок герой награждается чудесным конем или чудесным предметом.

Мнимый дурак – это замаскированный герой. В сказке это всегда третий, младший сын в крестьянской семье («По щучьему велению», «Сивка-бурка», «Свинка – золотая щетинка», «Конек-горбунок»). Иногда это единственный сын бедной вдовы («Волшебное кольцо»), купеческий сын («Незнайка», «Плешивый», «Таинственный рыцарь»). Дурак не имеет собственной семьи и живет с братьями, находясь как бы в подчинении у их жен, которые дают ему мелкие поручения. Сказка никогда не показывает его участником важных хозяйственных и семейных дел. Его могут послать на речку за водой или в лес по дрова, или отправить в караул. Но никогда не посылают пахать, сеять или торговать.

Он может показаться ленивым и бездеятельным. Обычно он ничем не занят: сидит на печи или в уголке за печкой, перебирает печную золу, что воспринимается окружающими как дурость. Однако это как раз и выделяет дурака как особого героя. Печь (зола, и пепел) в народной мифологии привязана к духам дома и культу предков. Дурак связан с иным миром, законы которого отличаются от законов реального мира, и находится под его особым покровительством.

Находясь в зависимом положении от членов семьи, порой терпя голод и лишения, дурак не стремится изменить свое незавидное положение. Поэтому Емеля, получив от щуки чудесную возможность – повелевать, не употребляет ее на приобретение материальных благ и власти, а пользуется ею, чтобы не тратить время на скучные житейские дела: заставляет ведра идти в избу, сани ехать в лес, топор рубить дрова – ему якобы лень. Но лень его мнима, ибо как только пробьет час, лени этой не останется и в помине: Иван-дурак будет скакать на коне, добывая перстень невесты, Емеля на прекрасном острове воздвигнет огромный мост с хрустальным дворцом. В нужный момент дурак начнет проявлять незаурядную хитрость и смекалку, которые напрочь отсутствуют у него в обыденной жизни.

Он не наделен от рождения ни физической силой, ни красотой. Внешне он может выглядеть замарашкой, забитым и ничтожным, неприглядным. Но ведь сказка никогда не говорит о его физических недостатках, малом росте или внешнем безобразии. Обычно его неприглядность связана с тем, что он нарочито неопрятен: грязен, немыт, испачкан сажей, одет в лохмотья. В таком виде он может на потеху братьям отправиться на худой лошаденке на званый пир в царский дворец, в то время как братья наряжаются в лучшие одежды и едут на хороших конях.

Дуростью кажется окружающим его непрактичность. Емеля выпускает в речку пойманную щуку, вместо того, чтобы сварить ее и наесться досыта («По щучьему веленью»). Дурак не знает цены деньгам. Ванька, вдовий сын, тратит последние гроши, предназначенные на пропитание, и даже отдает свой последний пиджак, чтобы выкупить обреченных на смерть животных («Волшебное кольцо»). Иван – купеческий сын выхаживает ледащего жеребенка, покрытого коростой («Незнайка»). Странная (с точки зрения окружающих) непрактичность дурака при ближайшем рассмотрении оказывается его достоинством: жалостью и добротой по отношению к слабым и беззащитным.

Благодаря его гуманному отношению к животным, бескорыстию, неукоснительному выполнению отцовских заветов, моральному превосходству над своими недругами и недоброжелателями, он приобретает верных друзей и помощников, которые помогают ему приобрести такие сокровища и блага, о которых и не мечтали его практичные и деятельные братья. За доброту сказка награждает добром, и со временем мнимый дурак становится писаным красавцем, совершает героические подвиги (освобождает царство от врагов) или строит дворцы, насаждает прекрасные сады, а затем женится на царской дочери и получает в наследство царство.

В качестве героев волшебной сказки могут выступать несправедливо гонимые героини – страдалицы. Чаще всего это «сиротки»: Золушка, сестрица Аленушка, Крошечка – Хаврошечка, Василиса, Безручка. В сказках подчеркивается не внешняя красота, а доброта, скромность, мягкость, послушание, терпение, смирение, трудолюбие и другие качества, свойственные женщине – христианке. Их изнуряет непосильной работой злая мачеха («Золушка»), они страдают от голода, холода, одеваются в лохмотья, они ни от кого не слышат доброго слова. На них возводят клевету, их противопоставляют родным дочерям. Сирота не имеет права подать голос в свою защиту. Ей некому пожаловаться на свою тяжелую жизнь, не перед кем выплакать свое горе. Однако горести сирот в сказке временны, а их страдания носят очистительный характер. Кроме того, у сироты есть множество помощников.

Помощники героя в волшебных сказках разнообразны. Чаще всего первым помощником и другом героя выступает женщина: его жена, невеста, мать или сестра. Это могут быть и волшебницы, и царевны: Марья-царевна, Настасья Королевична, Марья Моревна, Варвара-краса, золотая коса, Елена Прекрасная, Василиса Премудрая,- помощницы, обладающие чудесными способностями, мудростью и красотой. Сказочные героини такие красавицы, что «ни в сказке сказать, ни пером описать».

Большинство из них обладает необычными способностями потому, что связанные с иным миром, они могут быть дочерьми или родственницами могущественных сил природы. Например, Марья Моревна – дочь Морского царя. Василиса Премудрая может быть дочерью Кощея Бессмертного или Змея. Иногда помощницей может быть дочь Бабы Яги. Они выполняют за героя всевозможные трудные задания, спасают его от опасностей.

Образы чудесных помощников в волшебной сказке разнообразны, и их функции соответствуют их именам: Сват-Разум, могущественный невидимка, выполняющий все приказания героя в сказке «Пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что». Помощниками героя могут быть наделенные необычными свойствами встречные богатыри, олицетворяющие могучие силы природы: Горыня или Гор – Горовик («горы выворачивает, с ручки на ручку перебрасывает»), Дубыня или Дуб – Дубовик (с корнем вырывает могучие дубы), Усыня, перекрывающий своими усами реки: «Усынец – богатырь – усами реку запирает, ртом рыбу ловит», Скороход, который ходит на одной ноге, а другая у него к уху привязана, так как на двух ногах он «за один бы шаг весь свет перешагнул». Эту галерею помощников продолжают Слухач, Опивало, Объедало, От собак горазд, От огня горазд и пр.

Иногда в качестве помощницы героя выступает Баба-Яга. Она дает ему добрый совет, волшебного коня необычной силы, вручает чудесные предметы: клубок, указывающий путь герою к цели, шапку-невидимку, сапоги-скороходы и т.д. Она обитает в «тридесятом царстве, за тридцатью озерами, куда даже ворон русской кости не заносит». Многие сказочные атрибуты указывают на то, что образ Бабы-Яги – воплощение покойницы-прародительницы. Ее избушка на курьих ножках напоминает древний тип захоронений в небольших рубленых из дерева сооружениях на столбах. В некоторых сказках сообщается, что она огорожена тыном с черепами на кольях (это как бы могила в центре большого захоронения).

Обычно Баба-Яга неподвижно лежит «на печи, на девятом кирпичи, нос в потолок врос» или разъезжает по избушке в ступе. Она уродлива, безобразна, у нее костяная нога. В.Я. Пропп считает, что «костеногость» Бабы-Яги также указывает на то, что это образ мертвеца. Она не видит героя, но узнает о его приближении по запаху. Это тоже сближает образ Бабы-Яги с покойником, у которого глаза всегда закрыты. Она становится помощницей героя в тех случаях, когда он приходится ей родственником со стороны жены. Можно предположить, что в образе Бабы-Яги-помощницы воплощено почитание покойных родственников, милость и помощь которых стремился получить человек.

Помощниками могут быть животные: конь, корова, волк, медведь, собака, кошка, змея, сокол, ворон, селезень, утка, орел, щука. Помогают герою и насекомые (пчелы, муравьи). В качестве помощников выступают также разные волшебные предметы и диковинки. Одна из групп таких помощников – «неистощимые» чудесные предметы: «скатерть-самбранка», «кувшин о сорока рожков», из которых появляются разные напитки и яства, «кошелек-самотряс»; другая группа – «самодействующие» предметы: «ковер-самолет», «сапоги-скороходы», «дубинка-самодрачунка», «гусли-самогуды».

Некоторые волшебные предметы обладают свойством скрывать и в нужный момент выпускать из себя молодцов, помогающих герою: «сума – дай ума», чудесный ларчик и пр. В качестве помощника выступает также «шапка-невидимка», волшебный клубочек, указывающий верный путь. Помогают герою живая и мертвая вода, прибавляющая или убавляющая силу, зелья («сонное зелье»), булавки, гребень и др. предметы, обладающие свойством усыпления. Часто встречаются в сказках чудесные предметы, имеющие магическую силу превращаться в мощные преграды для преследователей героя: полотенце – в реку, озеро, море, гребень – в густой лес, горы.

Помощники в сказках о сиротах – это добрые волшебницы, которые заменяют им умершую мать («Золушка»), волшебная куколка, оставленная сироте умирающей матерью («Василиса Премудрая и Баба-Яга»), коровушка («Крошечка-Хаврошечка»). И, как позднее явление христианского периода, в волшебных сказках – Пресвятая Богородица, исцеляющая героиню и помогающая восстановить справедливость («Безручка»).

Противники героя условно делятся исследователями на две группы: чудовища «иного» царства и враги «своего» царства. К первым относятся «Ох» – искусный колдун и оборотень, «Сам с ноготок, борода с локоток» – злой карлик русских сказок, неблагодарное и дерзкое существо, обладающее непомерной физической силой, несмотря на свой маленький рост. В качестве противника может выступать также и Баба-Яга, колдунья, злая советчица, воительница, людоедка и похитительница детей. В образе Яги – противницы героя угадываются представления древних людей о чужом, враждебном заложном покойнике.

Самый распространенный образ в сказке – Змей (Змеище-горынище) – огромное многоголовое чудовище с тремя, шестью, девятью, двенадцатью и более головами, агрессивное по отношению к герою. Он может жить в воде, горе или подземном царстве. Он пожирает людей, похищает девушек (отголоски культовых жертвоприношений), реже – похищает небесные светила (отголоски древних мифов). Кащей Бессмертный (Кош, Карачун) – традиционный образ похитителя женщин в русских сказках. Он похищает мать или невесту героя. Убить его можно, лишь узнав тайну его смерти: «Там стоит дуб, под дубом ящик, в ящике заяц, в зайце утка, в утке яйцо, в яйце моя смерть». Это наиболее распространенный сюжет о «смерти Кащея в яйце».

Противники «своего» царства – это злая мачеха-колдунья, царь, царские зятья, а иногда занимающая более высокое социальное положение невеста или жена героя, желающая его извести. Борьба героя с противником помогает увидеть его характер, становится средством раскрытия идейного содержания сказки. Особое место среди этих образов занимает образ мачехи и ее родных дочерей. Обычно после смерти первой жены старик женится во второй раз.

Мачеха в сказке всегда дается по контрасту с родной матерью, она никогда не бывает доброй, всегда ненавидит падчерицу или детей своего мужа от первого брака. Причины могут быть разные. Чаще всего мачехины дочери в сказке уродливые, ленивые, спесивые, им противопоставлены красота и нравственные качества сироты. Иногда мачеха выступает как глупая сварливая баба, которой никак не может угодить падчерица. Очень часто она изображается в сказке как злая ведьма, которая старается извести неродных детей, превращает их в птиц и прогоняет прочь. В сказке мачеха всегда наказывается. Ее родная дочь возвращается пристыженной (изо рта у нее при каждом слове выскакивают жабы) или привозят ее останки – своим грубым поведением она накликала на себя смерть. При этом падчерица получает богатое приданое и выходит замуж за сказочного принца.

Волшебная сказка имеет свою специфическую структуру. В отличие от других типов сказок она имеет присказки, зачины и концовки. Присказки – это ритмичные и рифмованные шуточные прибаутки, не связанные с сюжетом. Их цель – сосредоточить, привлечь внимание слушателей, настроить их на особый лад. Говорится прибаутка бойко и содержит юмор: «Начинается сказка от Сивки, от Бурки, от вещей Каурки. На море, на океане, на острове на Буяне стоит бык печеный, в заду чеснок толченый. С одного боку режь, а с другого макай да ешь». Присказка встречается лишь в сказках опытных искусных сказочников и довольно редко. Чаще сказка начинается с зачина, который переносит слушателя из реального в особый сказочный мир, знакомит с местом действия и героями. Наиболее распространенный зачин: «В некотором царстве, в некотором государстве жил да был царь...» или: «Бывало да живало – жили-были старик да старушка, у них было три сына», или коротко: «Жил-был...».

Завершает сказку концовки, которые также носят юмористический характер, их цель – как бы закрыть сказку, разрядить внимание и вернуть слушателей в реальный мир, вызвать у них улыбку и даже смех, обратить внимание на сказочника с целью получить благодарность, подарок или угощение. Наиболее традиционно: «Вот и сказочке конец, а кто слушал – молодец. Вам – сказка, а мне – бубликов вязка». Иногда сказочник оказывается гостем свадебного пира, завершающего сюжет: «И я там был, мед-пиво пил, по усам текло, а в рот не попало. Дали мне блин, да и тот сгнил». Концовки встречаются не всегда. Чаще всего сказка заканчивается формулой: «Стали жить-поживать и добра наживать». Или: «Сказка вся, боле врать нельзя».

В сказках встречаются часто повторяемые поэтические штампы – общие для разных сюжетов и текстовых вариантов традиционные формулы. Мы говорили уже о художественных формулах, изображающих время и пространство. Кроме того, в сказках используются формулы для описания красоты героев: «ни в сказке сказать, ни пером описать», формула, изображающая быстроту роста героя: «растет не по дням, а по часам». Во многих сказках встречается обращение-заклятие к волшебному коню: «Сивка-бурка, вещая каурка, встань передо мной, как лист перед травой». Распространено заклятие героем вращающейся избушки Бабы-Яги, в которую он должен войти: «Избушка-избушка, встань по-старому, как мать поставила, – к лесу задом, ко мне передом» и т.д.

У волшебных сказок своеобразный язык и поэтический стиль. Раньше говорили не рассказывать, а сказывать сказку, ибо речь сказочника при исполнении значительно отличалась от бытовой речи. В поэтическом языке волшебной сказки отметим склонность к использованию словосочетаний, образованных из синонимов и однокоренных слов. Синонимия усиливает яркость и выразительность изображаемых лиц и событий: «Море взболталось, море всколебалось», «Нашла на царицу грусть-тоска», «Диво-дивное, чудо-чудное», «Стали горе горевать», «Он шутки шутит нехорошие».

В речь персонажей вводятся пословицы, поговорки, фразеологизмы, свойственные разговорно-бытовому языку: «Взялся за гуж, не говори, что не дюж», «А ну ее, собаке собачья и смерть», «Сели за стол, и откуда что явилось».

Из словесно – изобразительных средств сказка наиболее часто прибегает к эпитетам. Традиционный эпитет некоторое царство, некоторое государство – подчеркивает неопределенность места действия. Такие постоянные эпитеты как скатерть-самобранка, живая вода, гусли-самогуды обозначают свойства, скрытые в предметах. Эпитет может определять сословную принадлежность или положение героя в семье. Например: Иван – царевич, Иван – крестьянский сын, Иван – коровий сын, Иван – меньшой сын и т.д. Эпитеты могут подчеркивать высокую степень качества лица или предмета: Василиса Премудрая, сила непомерная, дремучий лес. Используются оценочные эпитеты: дума невеселая, паршивая лошадь, дух нечистый.

Волшебная сказка часто использует сравнения в простой или развернутой форме. Благодаря сравнениям поступки героев выделяются, усиливается эмоциональный эффект: «Не ясен сокол налетает на стадо гусей, лебедей и на серых утиц, нападает Иван-царевич на войско вражье», «Понесли их, словно вихри буйные, на окиян-море широкое», «Как ударились боевыми палицами, ажно гром загремел».

Система персонажей русской волшебной сказки

Вопрос о возможности системного подхода к изучению dramatis personae был поставлен в работах В. Я. Проппа "Морфология сказки" и "Исторические корни волшебной сказки"1. В "Морфологии сказки" впервые прозвучала и идея рассматривать персонаж как пучок функций. Однако диахроническая интерпретация единого сказочного сюжета, произведенная в "Исторических корнях волшебной сказки", привела к некоторой перестановке акцентов: главное внимание исследователя оказалось направленным на анализ того, как наследие мифа переосмысляется сказкой, как исконно мифологические персонажи трансформируются в персонажи сказочные.

В настоящей статье осуществляется попытка произвести описание системы персонажей в том виде, в каком они представлены в самой волшебной сказке, независимо от "корней", их породивших. Материалом для анализа послужили волшебные сказки сборника Афанасьева.

Системное описание персонажей волшебной сказки предусматривает выявление инвариантных форм, механизмов формообразования и механизмов формоизменения. Центральной задачей в этой связи становится выяснение вопроса, исчерпывается ли клишированность сказки "постоянством функций", является ли это постоянство единственным основанием, позволяющим привести в систему такие элементы волшебной сказки, как формы и атрибуты персонажей.

Настаивая на единообразии функций, на принципиальном единстве сюжетной формулы волшебной сказки, В. Я. Пропп склонен был считать, что "номенклатура и атрибуты действующих лиц представляют собой переменные величины сказки"2. Поэтому при анализе персонажей исследователь предлагал исходить из "постоянных", повторяющихся и независимых единиц повествования, каковыми являются функции действующих лиц.

Между тем, равно как одни и те же функции могут выполняться различными персонажами3, так один и тот же персонаж может играть самые разнообразные роли:

Змей похищает царевну (Аф. 129)4 - вредитель.

Змей дарит герою ковер-самолет (Аф. 208) - даритель.

Змей оживляет убитого героя (Аф. 208) - помощник.

Змей претендует на руку царевны (Аф. 124) - соперник.

Змей - заклятый царевич (Аф. 276), герой-жертва (или "конечная сказочная ценность" - жених).

Жена отнимает у мужа чудесного помощника (Аф. 199) - вредитель.

Жена дарит мужу чудесный клубочек и полотенце (Аф. 212) - даритель.

Жена помогает мужу бежать от Морского царя (Аф. 219) - помощник.

Жена возвращает себе потерянного мужа (Аф. 234) - героиня.

Жену получает герой в награду за подвиги - конечная сказочная ценность.

Классификация персонажей по ролям затруднена еще и тем, что функции заданы относительно героя, между тем и герой, и, например, вредитель могут действовать одинаково: Змей похищает царскую дочь, Иван-царевич с помощью Серого волка похищает царскую дочь; мачеха режет корову падчерицы, дети сами режут чудесного бычка; змеихи оборачиваются заманчивыми предметами, Василиса Премудрая оборачивает себя и жениха озером, ковшиком и т. п.

Независимость функций от персонажа-выполнителя имеет, как видим, и обратную сторону - относительную независимость персонажа от выполняемых им функций, отсутствие прямых корреляционных связей между поступком персонажа и его семантической характеристикой5.

Поэтому представляется целесообразным разграничить такие уровни, как уровень действующих лиц, или деятелей (герой, вредитель, даритель, помощник и т. д.), и собственно персонажей, т. е. действующих лиц в их семантическом определении. Основная цель, которая преследуется в настоящей статье, - описание dramatis personae волшебной сказки вне зависимости от той роли, которую они выполняют в сюжете.

Свобода в выборе исполнителей функций, о которой писал В. Я. Пропп, предполагает наличие некоторого множества, из которого этот выбор возможен.

Круг персонажей волшебной сказки не столь велик и в достаточной степени канонизирован6, чтобы его безоговорочно признать "переменной" величиной, для которой невозможны операции по выделению инвариантов. Однако единообразие это очевидно лишь в тех случаях, когда речь идет о стереотипных персонажах типа Ивана-дурака, падчерицы, Кощея и т. д. Более проблематичным выглядит это утверждение применительно к таким подвижным фигурам, как, например, чудесные животные или предметы. Между тем, еще В. Я. Пропп отметил, что "помощник может рассматриваться как персонифицированная способность героя"7, а волшебные предметы представляют собой лишь частный случай помощника8. Вражеская рать может быть разбита либо "сильномогущим богатырем", либо богатырским конем, либо чудесной дубинкой. И богатырь, и конь, и дубинка персонифицируют в данном случае одно и то же качество - силу. Попасть в тридесятое царство можно, превратившись в птицу, равно как и верхом на крылатом коне, для этой же цели могут быть использованы специальные приспособления: ремни, когти, лестница, но это может быть и дерево, чудесным образом вырастающее до неба. "Если сравнить, - замечает по этому поводу В. Я. Пропп, - три случая: 1) герой превращается в птицу и улетает, 2) герой садится на птицу и улетает, 3) герой видит птицу и следует за ней, - то здесь мы имеем расщепление, раздвоение героя"9 (разрядка моя. - Е. Н.). Аналогичным образом и Змей, Кощей или Яга могут либо обладать свойством сверхбыстрого перемещения по воздуху, либо для этого им нужны специальные помощники (Кощей, как и герой, "три дня пастухом был… за то баба-яга дала" ему чудесного коня, на котором тот способен догнать героя - Аф. 159) или приспособления (баба-яга "во весь дух на железной ступе скачет, пестом погоняет, помелом след заметает" - Аф. 159). Чтобы уйти от погони, герою нужно иметь щетку, которая превращается в непроходимый лес; чтобы догнать беглеца, вредитель должен прогрызть в этом лесу дорогу, а для этого ему нужно добыть острые зубы, которые нередко специально выковываются у кузнеца.

Эта особенность волшебной сказки позволяет предположить, что все персонажи могут быть рассмотрены как персонификации определенных свойств или состояний.

То, как персонаж действует, во многом зависит от того, что он собой представляет10. Обширный круг вариантов волшебных сказок, в которых фигурирует герой чудесного происхождения, строится, например, несколько отлично от основной сюжетной схемы, описанной В. Я. Проппом. Здесь подробное описание чудесного рождения героя можно рассматривать как перенесение в начало повествования такого важного композиционного звена, как "получение чудесного средства", которое обычно следует уже после "предварительной беды" и после испытания героя дарителем; ряд сказок с таким чудеснорожденным героем вообще может не содержать элемента "получение чудесного средства", оно наличествует в самой характеристике чудесного героя-богатыря.

С такой точки зрения и сам повествовательный план волшебной сказки может рассматриваться как разворачивание в сюжете тех семантических признаков, которыми обладает персонаж. Если отец - умерший и этот признак обыгрывается в сюжете, то следует эпизод, в котором он одаривает сына; если в фокусе повествования оказывается его старость или слепота, то следует отправка сыновей за живой водой и молодильными яблоками; если фиксируется его вдовство, сказка разворачивает сюжет об инцестуальном преследовании дочери или о втором браке отца и преследовании мачехой падчерицы.

Семантические характеристики, которыми наделяются персонажи, соответствуют, как видим, тем конфликтам, в которых персонажи принимают участие. Иными словами, персонаж - воплощение тех семантических признаков, которые создают конфликтные ситуации и обыгрываются в пределах эпизода или всего сюжета.

Полифункциональность действующих в сказках фигур объясняется отчасти тем, что каждый персонаж наделен несколькими признаками, каждый из которых соотносим как с системой действий, так и с системой состояний персонажа, с его статусом (семейным, сословным, личностным). Отец инцестуально преследует свою дочь (т. е. выполняет роль вредителя) в состоянии вдовства, он сам оказывается как бы в ситуации "недостачи", которую и пытается ликвидировать, намереваясь жениться на родной дочери. Тот же персонаж (отец) оставляет сыну или сыновьям чудесное наследство (действует в роли дарителя), находясь в статусе предка. Баба-яга функционирует как вредитель в сказках AT 327, представляя собой один из вариантов лесного демона, но помогает в сказках типа "Пойди туда, не знаю куда", оказываясь в родственных отношениях с героем-"зятем".

Поскольку функции заданы с точки зрения героя, т. е. в зависимости от роли, а семантические признаки могут быть соотнесены с любым объектом, представляется целесообразным с помощью этого, специфического для волшебной сказки, набора смысловых противопоставлений описать персонаж как комбинацию этих семантических признаков11.

Речь идет, таким образом, об описании персонажей волшебной сказки в виде пучков признаков, выделении среди этих признаков величин постоянных и величин переменных, а также правил их комбинирования. Задача эта разрешима на межсюжетном уровне.

В качестве персонажей сказки рассматриваются такие объекты, которые принимают участие в действии и могут исполнять в ней ту или иную роль. Вопрос о том, действует ли данный объект или нет, чрезвычайно важен, так как этот признак позволяет чисто формально отделить "персонаж" от "вещи". Даже в одном и том же тексте действовать могут последовательно человек, животное и, наконец, предмет. Так, в сказке "Волшебное кольцо" (Аф. 191) герой Мартын вдовий сын сначала действует сам: выкупает на оставленные отцом деньги собаку и кошку, спасает змею из огня, получает от нее "чудодейное кольцо", женится на царевне, которая, завладев кольцом, улетает в тридесятое царство; героя после пропажи царевны сажают в каменный столб, а эстафета действий передается его помощникам - собаке и коту: именно они проникают в тридесятое царство, добывают похищенное кольцо, вынуждают "царя над всеми раками" помочь, когда роняют кольцо в море, доставляют кольцо хозяину; далее действует уже "чудодейная" сила кольца - двенадцать молодцов, возвращающие герою его жену.

Как видим, в волшебной сказке действия совершаются и людьми, и животными, и предметами. Но те же самые люди, животные или предметы спорадически возникают в сказке в качестве фона, на котором разворачивается действие, хотя сами в нем не участвуют. Например, печь, предлагающая девочке вытащить пирожок, а затем укрывающая ее от преследователей, действует (в данном случае ее роль - типичная роль дарителя-помощника, который испытывает героя, а затем помогает ему в прохождении основного испытания), в отличие от печи, служащей местом укрытия Иванушки-дурачка в сказках типа "Сивко-бурко". В последнем случае печь уже не является персонажем, а оказывается признаком локальной принадлежности другого персонажа - Запечника.

Не только предметы, но и люди могут оказаться признаком какого-либо другого персонажа. Так, в некоторых вариантах сказок типа "Сивко-бурко" старшие братья, наблюдавшие за подвигом младшего, рассказывают об увиденном своим женам: "Ну, жены, какой молодец приезжал, так мы такого сроду не видали! Портрет не достал только через три бревна. Видали, откуда приехал, а не видали, куды уехал! Еще опять приедет…" Иван-дурак сидит на печи и говорит: "Братья, не я ли то был?" - "Куда к черту тебе быть! Сиди, дурак, на печи да протирай нос-от" (Аф. 179). В других вариантах жены не упоминаются, рассказ старших братьев адресован самому Иванушке-дурачку. Жены в этих сказках не совершают никаких действий, они - признак семейного статуса старших братьев, которые, будучи женаты, не участвуют в брачных испытаниях, в отличие от других сюжетных типов, где соперничество в сватовстве неженатых старших и младшего братьев становится основной пружиной повествования.

Аналогичным образом и животные могут фигурировать в сказке то в качестве своего рода "вещей", то выступать в определенной роли: Коровушка-буренушка - это ключевой персонаж сказок типа AT 511, "коровы - золотые рога и хвосты" - одна из разновидностей сказочных диковинок и, наконец, "стадо коров", пасти которых заставляет Ивана-царевича неверная жена ("Слепой и безногий" - Аф. 198), - это атрибут фона, подчеркивающий низкое положение героя.

Все эти соображения заставляют считать сам факт исполнения персонажем какой-либо роли в сюжете основным его признаком. Поэтому, ставя перед собой задачу описания системы персонажей исходя из их семантических характеристик, мы будем учитывать лишь те из них, которые имеют значение для развития сюжета, т. е. признаки, образующие коллизию.

Временно отвлекаясь от классификации персонажей по ролям, от деления их на героев, антагонистов, ложных героев, дарителей и проч., мы должны избрать какие-то характеристики, которые были бы наиболее постоянными, не зависящими от внутрисюжетных метаморфоз, претерпеваемых персонажем. Такой постоянной характеристикой могут служить наименования персонажей, которые на протяжении повествования остаются в основном неизменными.

Имя персонажа, как правило, небезразлично к тому, какие акции он совершает. Оно либо содержит те признаки, которые обыгрываются в сюжетном, либо номинация происходит вслед за описанием какого-либо эпизода, смысл которого фиксируется в имени и затем как бы в свернутом виде продолжает свое существование в сюжете. Так, например, описание чудесного рождения героя или героев обязательно фиксируется в его имени (Покатигорошек, Медведка, Сученко, Лутоня и др.). Аналогичным образом отдельные сегменты повествования служат развернутым объяснением особенностей наименования персонажа: поиски смерти Кощея Бессмертного или тактика борьбы со Змеем о девяти головах приобретают характер развернутых сюжетных ходов.

В повествовании происходит последовательное (в рамках общей сюжетной формулы волшебных сказок) "обыгрывание" отдельных признаков, фиксируемых наименованием персонажа, а происходившие с ним события как бы консервируются в имени.

Иногда сами эти события не фигурируют не только в данной сказке, но и в целом корпусе сказок. Русская волшебная сказка не содержит, например, развернутых описаний брака с небесными светилами или каких-либо обрядовых действий, связанных с очагом. Тем не менее они оказываются экстраполированы в текст в силу того, что были зафиксированы в именах таких персонажей, как Звезда, Солнцева сестра, Попялов, Запечник и др.

Нас, однако, интересуют не эти, сами по себе чрезвычайно интересные, моменты, а фундаментальные для персонажей волшебной сказки семантические признаки, материалом для выявления которых могут послужить имена, отражающие естественную, самой сказкой осуществляемую классификацию персонажей.

Обычно в наименовании фиксируется семейное положение персонажа (Иван девкин сын, Надзей попов внук, Мартын вдовий сын и т. д.), его сословный, имущественный и профессиональный статус (Царенко, Поваренко, Иван Голый и пр.), его духовные (Незнайка, Иван-дурак, Василиса Премудрая и т. д.) и телесные качества (Красота Ненаглядная, Елена Прекрасная, Крошечка-Хаврошечка, Ванюша Недоросточек, Одноглазка и т. д.), а также признаки локальной принадлежности (Затрубник, Леший, Горыныч, Лесыня) и отнесенность к определенной стихии или цвету (Морозко, Водяной, Студенец, Вихрь, Чернушка и проч.).

Часто, однако, само имя персонажа содержит в себе сразу несколько признаков: Царевна Белая Лебедь (Аф. 174), Буря-богатырь Иван коровий сын (Аф. 136), Василиса Золотая коса, непокрытая краса (Аф. 560), Змей Горыныч (Аф. 204, 209), Чудо-юдо, морская губа (Аф. 313) и т. д., или же родственные отношения фиксируются в нем одновременно с сословным статусом: Царенко, т. е. сын царя, локальная характеристика одновременно с сословным статусом: Водяной = Морской Царь, сословная характеристика может служить синонимом определенной локальной приуроченности: король, в отличие от царя, обозначает иноземного правителя. Что же касается трансформирующихся в процессе сюжетного развития действующих лиц, то они тем более могут быть описаны только как комбинации нескольких семантических признаков.

Стабильность наименований не позволяет включить в них все разнообразие атрибутов, которыми обладает персонаж и которые изменяются в процессе его сюжетного функционирования. Однако сами эти атрибуты реализуют те же области значений, которые выделены на основе анализа наименований dramatis personae13.

Действительно, главенствующую роль в наборе семантических признаков, которыми наделяются персонажи волшебной сказки, играют признаки пола (оппозиция мужской/женский), возраста (старый/молодой, взрослый/ребенок); признаки, относящиеся к индивидуальным качествам персонажа (естественный/чудесный, антропоморфный/неантропоморфный); признаки, характеризующие семейный статус персонажа (родители/дети, старший/младший, родной/неродной, состоящий в браке/вне(до)брачный партнер); признаки, определяющие его сословное и имущественное положение (царский/крестьянский, главный/подручный, хозяин/слуга, богатый/бедный), признаки локальной приуроченности (домашний/леной, относящийся к своему или иному царству, близкому или далекому миру). Все эти семантические признаки наличествуют как в именах собственных, так и в именах нарицательных, описывая внутренние и внешние характеристики персонажа с точки зрения его индивидуального, семейного, сословного и локального состояний.

Рассмотрим отношения признаков внутри каждой из выделенных групп.

Группа I. Индивидуальный статус.

Дистрибуция персонажей этой группы осуществляется с помощью следующих признаков: особенности внутреннего мира (оппозиция естественный/сверхъестественный) и внешнего облика (оппозиция антропоморфный/неантропоморфный). Эти оппозиции задают основное разделение персонажей на сверхъестественных существ, людей, животных, растения и предметы. Признаки антропоморфный/неантропоморфный (зооморфный, растительный, аморфный) соотносятся лишь с признаком сверхъестественный, чудесный. Собственно, этот признак и отличает животных, растения и предметы как персонажей сказки от животных, растений и предметов как атрибутов фона: чудесная кобылица, но кляча, которую убивает Иван-дурак; чудесные ворота, пропускающие падчерицу, когда та "подлила им под пяточки маслица" (Аф. 103), но ворота в выражениях типа "баба за воротами ждет" (Аф. 98). Очевидно, этим объясняется и тот факт, что при всем разнообразии животных, растений и предметов, которые могут фигурировать в сказке в качестве персонажей, явное предпочтение отдается здесь мифологизированным объектам. Из домашних животных это козел, баран, конь, бык, корова, собака, кошка, мышь, из зверей - медведь, волк, лев, из птиц - лебедь, утка, ворон, сокол, орел, голубь или горлица, Жар-птица, птица Моголь и др.; из насекомых - пчела, комар, из растений - дуб, береза, тростник, камыш.

Сверхъестественные существа представлены на материале русских волшебных сказок обширной группой антропоморфных персонажей (Яга, Морозко, богатырь, колдун, бес, нечистый, ведьма, волшебница, чаровница и т. д.). Надо, однако, отметить, что внешний облик сверхъестественных существ очень часто носит неопределенный характер. Исходя из их имен (Змей, Ворон Воронович, Вихрь и др.), можно сделать заключение об их неантропоморфности, тем не менее многоголовый Змей русских сказок чаще изображается в виде всадника, а не дракона, а Шмат-разум или Сура - слуги-невидимки - вообще как бы лишены плоти14.

Неопределенность внешнего облика восполняется четкой фиксированностью для подавляющего большинства персонажей волшебной сказки признаков пола (оппозиция мужской/женский) и возраста (оппозиции взрослый/ребенок и старый/молодой).

Немаркированность пола какого бы то ни было персонажа крайне редка, в частности, пол может не фиксироваться, когда речь идет о младенце: нянька носит ребенка в лес к матери-рыси, подмененной ведьмой (AT 409), дети-утята приходят на двор к отцу и мачехе-ведьме (AT 403 В) и в некоторых других сюжетных типах. Дети здесь скорее атрибут матери, знак материнства, а не самостоятельный персонаж. Они фигурируют в "испытании на идентификацию" аналогично метке или "заветному" предмету (перстню, платку), по которым узнают искомый персонаж, но в отличие от них несут информацию не о победе в основном испытании, а о "беде": о подмене, обмане, изведении, околдовании (исключение в данном случае составляет лишь мотив "поисков виноватого", где дети - доказательство того, что живая вода и молодильные яблоки добыты младшим из братьев). Показательно, что когда "информация о подмене" разворачивается в целый сюжетный ход (мачеха стремится убить утят, поющих о своей матери, среди утят оказывается младший - "заморышек", которому удается спасти себя и своих братьев), т. е. малолетние дети выступают как самостоятельный персонаж, фиксация пола последовательно производится.

Почти все сверхъестественные существа имеют мужской и женский варианты: колдун - колдунья, чародей - волшебница, ведьма - черт (бес, нечистый), Яга - Морозко, богатыр - богатырка. С меньшей определенностью они могут быть классифицированы по возрастным группам, хотя и здесь достаточно ощутима тенденция противопоставить старых колдуна, дедушку Ox, старика "сам с ноготь, борода с локоть", Медного лба, Водяного, Ягу молодым "богатырям" Вернигоре, Вернидубу, Дугыне, Усыне и т. д.; ведьма или колдунья также обычно "старые", в отличие от "молодых" волшебницы или чаровницы. Люди четко делятся на возрастные группы: старик - старуха, молодец - девица, мальчик - девочка.

Животные также достаточно последовательно наделяются признаками пола и возраста: мед - ведь - медведица - медвежонок, ворон - ворониха - вороненок; лев - львица - львенок, конь - кобылица - жеребенок, сокол, воробей, орел, но утка, голубица, горлица, лебедушка.

Соответствующим образом при превращениях человека в животное обычно соблюдается их соответствие по полу: змей, волк, козел, сокол, орел, ворон - заклятые царевичи; утица, лебедушка, медведица, рысь и др. - царевны.

Возрастная характеристика весьма существенна для характера функционирования персонажа. "Старые" обычно выступают в роли испытателей или советчиков, "молодые" - в роли героя или его соперников, причем для героя-ребенка круг действий ограничивается движением от "потери дома" до "возвращения домой", в то время как для взрослого "потеря семьи" компенсируется "созданием новой семьи", т. е. вступлением в брак15.

Отсутствие признаков пола и возраста у группы персонажей, представленных чудесными предметами, значительно сужает сферу их функционирования, ограничивая ролью чудесного средства и, реже, помощника.

Дальнейшая дистрибуция персонажей волшебной сказки может быть осуществлена с помощью системы признаков, описывающих модусы внутреннего и внешнего состояний индивида, а также связанных с оценочными категориями. Это оппозиции живой/мертвый, здоровый/больной, сонный/бодрствующий, целый/расчлененный, истинный/преображенный, видимый/невидимый, сильный/слабый, мудрый/глупый, добрый/злой, красивый/уродливый, чистый/грязный, большой/маленький.

Оппозиция живой/мертвый пронизывает многочисленные ситуации волшебной сказки, где герою грозит смерть (ведьма хочет изжарить детей, змеиха проглатывает героев, колдунья топит сестрицу Аленушку, превращает героя в камень) или происходит наказание вредителя (герой казнит ложную жену, убивает Змея, засовывает в печь Ягу, колдуна и пр.). Сюда же относится мотив "временной смерти и оживления".

Мертвое персонифицируется в антропоморфных существах обоего пола - мертвецах, вурдалаках, вампирах (мертвый богатырь; девушка, встающая из гроба), в виде птиц (ворон), частей тела (череп, кости, мертвая голова). Знаком умерщвления какого-либо персонажа часто должны служить сердце и печень - эти вместилища души, средоточия жизни. Операторами умерщвления и оживления служит обширная группа волшебных предметов: игла, шпилька, живая и мертвая вода, отрава, мертвый зуб или волос. Целую цепочку воплощений внешней души Кощея Бессмертного находим в мотиве поисков его смерти (дуб - сундук - заяц - утка - яйцо - игла).

Часто временная смерть эквивалентна сну (спящая царевна), а сон дан как временная смерть (например, богатырский сон героя после победы над противником или формулы типа "как долго я спал" после оживления). Состояние сна, как и состояние смерти, наступает в результате применения специальных операторов: сонного зелья, булавки, заговоренного яблока, его наводит Кот-Баюн, волшебные гусли. Кроваткой оборачиваются змеихи, намереваясь разорвать героев "по макову зернышку"; ведьма (или ее дочь Ирина мягкая перина) зазывает богатырей, укладывает их спать, а затем сбрасывает в погреб или убивает.

Болезнь и здоровье воплощаются в таких предметах, как плоды: молодильные яблоки, чудесные ягоды или груши, вызывающие здоровье или болезнь (от них вырастают рога, в этом случае герой прикидывается лекарем); болезнь царевны может быть результатом того, что ее мучают по ночам демонические существа (черти, Змей, Яга), болеет царевна Несмеяна, больной притворяется неверная сестра или мать героя, отправляя его на поиски лекарства (пыль с чудесной мельницы; волчье, медвежье и львиное молоко).

Мертвый, сонный, больной требуют определенной услуги со стороны других действующих лиц: герой ночует на могиле отца, хоронит мертвеца, спасает от смерти полуживую собаку, кота, сохраняет и зарывает в землю кости убитого, из которых затем вырастает дерево или куст (ветка или щепочка такого дерева может вновь превратиться в ожившего героя).

Эта мена облика при оживлении переводит оппозицию живой/мертвый в оппозицию целый/расчлененный. Расчленение тела идентично убийству (чудесную корову падчерицы мачеха велит зарезать; героиню уводят в лес, где ее должны зарезать и принести в доказательство ее смерти сердце и печень), а собранное из кусков тело вновь становится живым после окропления его целящей и живой водой. Убиение может состоять в разрывании тела на части: ведьму казнят, привязав к хвосту лошади и разметав ее тело "по чисту полю"; побежденного Змея разрубают, сжигают, а пепел развеивают по ветру. Окончательная, а не временная смерть наступает, лишь когда персонаж "разметан по макову зернышку" или сожжен. До тех пор каждая из сохранившихся частей может через цепь трансформаций вновь превратиться в целое и живое тело либо передать свое основное свойство новому, так сказать, владельцу. Например, убийство чудесного мальчика замышляется исключительно из-за того, что съевший его сердце научится разгадывать сны; чудесную курицу режут, так как известно, что "съевший ее голову станет царем, а сердце - богачом".

Расчлененное тело - источник многочисленных персонажей, поскольку каждая его часть может функционировать в сказке самостоятельно. Перышко Финиста ясного сокола, привезенное отцом младшей дочери, превращается в него самого; Кобылячья голова испытывает падчерицу; мертвая голова становится источником чудесной беременности; руки прислуживают; палец оживает и превращается в мальчика; крылышко златоперого леща, съеденное служанкой, равно как и все его тело, зажаренное и поданное бездетной царице, вызывают рождение чудесных богатырей. Метонимия становится здесь последовательным приемом, позволяющим продуцировать новые персонажи: горошина, ягодка, кожа, шкура, ветка, ребро, волос, шерстинка - все эти и многие другие части тела человека, животного или растения вызывают рождение, воскресение, исчезновение персонажа, служат для его вызова (Сивко-бурко является после того, как герой подпалит оставленные ему волосинки). Отрубленные пальцы, ремни, вырезанные из спины ложных героев, языки Змея и другие части тела служат знаками, с помощью которых герой доказывает, что именно он совершал подвиг (победил Змея, добыл диковинки).

Вокруг членовредительства группируется довольно много коллизий: мужичок с ноготок, борода с локоток или Яга калечат братьев; царевна приказывает отрубить ноги дядьке Катоме; служанка вырезает у царевны глаза; злая жена велит отрубить золовке руки и т. д. Сказка пестрит персонажами, несущими на себе знаки увечья (Косоручка, слепцы, беспалые). Персонажи, отмеченные каким-либо увечьем или, наоборот, наделенные "лишними" частями тела, часто обладают чудесными свойствами или являются сверхъестественными существами (Лихо одноглазое, многоголовый Змей, Трехглазка, конь о двенадцати крыльях и т. д.).

Оппозиция истинный/преображенный связана с многочисленными.формами изменения облика, к которому либо прибегает сам персонаж, либо эти изменения - результат околдования. Змей оборачивается золотой козой, прекрасным юношей; царевна превращает себя и мужа в колодец и ковшик, в церковь и попа; змеихи превращаются в сад, колодец, кроватку, мальчик учится у колдуна принимать облик различных животных, конь или Серый волк превращаются в клетку с жар-птицей, в коня, красавицу, герой принимает облик комара, мухи и пр. Баба-яга подражает голосу матери, специально выковывая его у кузнеца и делая его похожим на "тонкий" голос человека; мальчик с пальчик меняет колпачки своих братьев на шапочки дочерей ведьмы. Форм маскировки очень много. Для распознавания нужного объекта служат специальные предметы-сигнализаторы (блесточка, муха и прочие метки).

Оппозиция видимый/невидимый воплощается в таких персонажах, как невидимые слуги: Никто, Саура, Гурей, Мурза, Шмат-разум, в шапке-невидимке.

Оценочные признаки, как и модусы состояний, относятся к внутреннему миру персонажа или к его внешности. Здесь тоже существуют преимущественные корреляции: добрыми или злыми, мудрыми или глупыми в русской волшебной сказке чаще бывают антропоморфные существа16, красивым или уродливым, большим или маленьким, чистым или грязным могут быть и человек, и животное и предмет.

Оппозиция добрый/злой весьма существенна для волшебной сказки, так как именно эти признаки служат основой для деления персонажей на героев, тех, кто находится на его стороне (даритель, помощник) и его антагонистов: злая старуха, но добрая волшебница; отрицательный член оппозиции персонифицирован в таких антропоморфных персонажах, как Лихо, злыдни. Но в основном эта оппозиция маркирует правила поведения действующих лиц, т. е. носит скорее морально-этический характер, что связано с ведущей ролью, которую она играет в предварительном испытании (добрый герой щадит пленника, кормит голодного, помогает слабому, злой ложный герой этого не делает и не получает чудесного средства).

Оппозиция мудрый/глупый связана с такими персонажами, как мудрец, старичок-ведун, учитель, знатка, Премудрая, мудрый ребенок, обладающий даром разгадывать сны (что переводит его в разряд чудесных персонажей, так как "нормой", специально фиксируемой сказочными формулами, является мудрость стариков: "Старые люди хитры и догадливы" - Аф. 222), но глупый черт или великан. Иван-дурак противопоставлен "умным" братьям или зятьям, причем здесь "глупость" героя - одна из форм его "низкой видимости". Мудрость часто интерпретируется сказкой как хитрость, "мудрить" - означает "вредить": "Ну, - думает королевна, - когда он ноги свои воротил, то с ним мудрить больше нечего" (Аф. 199). Хитрым иногда оказывается и герой, причем именно в тех ситуациях, когда он сам наносит вред своему противнику: умный Терешечка притворяется неумелым, незнающим, глупым и, хитростью заставив Ягу показать ему, как надо садиться на лопату, уничтожает антагониста. Мудрость может выступать и как "ведовство", "знание" (ср. мотив обучения у лесного мудреца чудесному умению или состязание в мудрости между колдуном и героем, между "премудрой" невестой, загадывающей загадки, и претендентами на ее руку).

Признаки сильный/слабый параллельны в некотором отношении мудрости/глупости, определяя свойства не духовной, а физической силы. Эти признаки воплощаются в таких персонажах, как богатырь, богатырка, силач, но Заморышек; богатырский конь, но паршивый жеребенок; рать-сила несметная, войско; в чудесных предметах: сильная и слабая вода, чудесная дубинка, меч, клюка и помело, чудесная рубашка, в которой герой непобедим. Реализацией этой оппозиции служит мотив испытания силы: поднять камень или головы Змея, забросить палицу, победить противника в бою, укротить коня, выдержать рукопожатие невесты ("…первые три ночи станет она вашу силу пытать, наложит свою руку и станет крепко-крепко давить; вам ни за что не стерпеть!" - Аф. 199).

Оценочные признаки красивый/уродливый, чистый/грязный, большой/маленький часто фиксируются" в имени персонажа: Анастасия Прекрасная, Василиса Краса, Красота Ненаглядная, Дунька Приукрасная, Чудище, Пан Плешевич, Неумойка, Конек-горбунок, Мальчик с пальчик, Мужичок с ноготок, Ванюша Недоросточек, Крошечка-Хаврошечка, Великан и др. При этом уродливый, грязный оказывается временной низкой видимостью героя, "не подающего надежд", которая меняется на положительную в результате чудесной помощи ("Ванюша в одно ухо влез, в другое вылез и стал таким красавцем, что ни в сказке сказать, ни пером описать"), либо это результат сознательного переряживаиия в уродливую одежду (свиной чехол, бычий пузырь, рубище) или положенного запрета ("три года не мыться"). Маленький - также низкая видимость героя, наделенного чудесными свойствами (мудростью, удалью: "мал, да удал").

Группа II. Семейный статус.

Признаки семейного статуса надстраиваются над признаками пола и возраста. Это четко фиксируется в традиционных формулах типа: "Кто бы ни был таков… выходи сюда; коли старый человек - будешь мне родной батюшка; коли средних лет - будешь братец любимый, коли ровня мне - будешь милый друг" (Аф. 222) или "Коли стар человек - будь мне батюшкой, а старушка - будь мне матушкой; коли млад человек - будь сердечный друг, а красная девица - будь родная сестра" (Аф. 213). Действительно, "кто бы ни был таков" персонаж, он либо является родственником или свойственником, либо выдает себя за них, либо оказывается им. Поэтому почти все сверхъестественные существа, люди или животные могут наделяться признаками семейного статуса.

Собственно говоря, отец, мать, брат, сестра, сын, дочь, жених, невеста, муж, жена, тесть - это и есть основные персонажи волшебной сказки. Почти любая сказка начинается с описания семьи ("Жили-были старик со старухой, был у них сыночек Ивашечка…", "В некотором царстве, в некотором государстве жил-был мужик, и было у него три сына…" и т. д.), в которой, как правило, есть родители и дети. Родители иногда предстают как бездетные, тогда следует описание чудесного рождения ребенка. Равно и дети могут оказаться сиротами (сообщается, что их родители умерли); есть варианты завязок, в которых фиксируется смерть либо отца, либо матери.

Если с точки зрения сюжетной все эти ситуации рассматривались как варианты "предварительной беды", "отлучки", "недостачи", то с точки зрения задач описания персонажей важно выяснить, какими признаками отличаются родственники (отец, мать, дочь, сын, падчерица, сирота, мачеха) или свойственники (тесть, свекр, муж, жена, невеста, жених, зять, невестка) друг от друга, чтобы понять, почему тот или иной персонаж способен к функционированию в той или другой роли.

Номенклатура терминов родства, встречающихся в волшебной сказке, достаточно стабильна. Четко противопоставлены два поколения: поколение родителей и поколение детей17.

Родители и дети могут быть родными (отец, мать, сын, дочь) и неродными (мачеха, падчерица, пасынок)18.

Отношения между родственниками одного и того же поколения определяются следующими противопоставлениями: для поколения родителей это различие старых отца и матери, которые часто фигурируют как единый персонаж ("родители", "старики"), и молодых, которые предстают в сказке обычно как муж и жена; для поколения детей - это противопоставление старших братьев и сестер младшим, родных братьев и сестер неродным (сводным).

Особую группу составляют бездетные родители и дети-сироты (подкидыш). Кроме того, существуют специальные термины для фиксации внесемейных родственных отношений (побратимы, названые брат или сестра, крестник).

Дистрибуция свойственников также осуществляется за счет этих же оппозиций: старшее поколение - это тесть, свекр, теща, свекровь, младшее поколение - зять, невестка, сноха. Внутри одного поколения различаются близкие (муж, жена) и далекие (шурин, золовка) свойственники. Специально фиксируются внесемейные свойственные отношения (вне- или добрачные партнеры: сожитель, любовник, невеста, жених). Отсутствие одного из супругов маркировано в таких терминах, как вдова и вдовец.

Именно отношения родственников или свойственников определяют основные коллизии волшебной сказки. Это в первую очередь конфликты внутри семьи между родителями и детьми (инцестуальный отец изгоняет дочь; мать-изменница пытается извести сына; мачеха преследует падчерицу), между сиблингами (старшие братья или сестры соперничают с младшим братом или младшей сестрой, родные - со сводными; брат инцестуально преследует сестру или отрубает ей руки по наговору своей жены; сестра убивает брата или пытается уничтожить его, сговорившись с любовником) и между супругами (злая жена пытается извести мужа; муж по наговору завистников изгоняет жену; жена или муж покидает супруга после нарушения табу).

Конфликты эти, как мы видим, часто основаны на противопоставлении родственных и свойственных отношений: мачеха, любовник матери или сестры, жена брата вносят разлад во внутрисемейные отношения, являясь источником антагонизма между родственниками; такова же природа инцестуальных притязаний; отношения между однополыми сиблингами носят обычно характер сексуального соперничества. Вне этого противопоставления отношения внутри семьи носят характер взаимопомощи и поддержки: родители любят детей; отец выдает замуж дочь, женит сыновей, оставляет наследство; умерший отец награждает младшего сына чудесным конем, а умершая мать помогает осиротевшей дочери; сын отправляется за лекарством для больного отца или спасает похищенную мать от насильственного супружества со Змеем; брат идет выручать исчезнувшую сестру и старших братьев; сестра спасает братца от ведьмы и т. д. и т. д.

Родственники и свойственники составляют основное ядро персонажей волшебной сказки, хотя более выразительными, более специфическими для данного жанра на первый взгляд кажутся такие фигуры, как Баба-яга, Змей Горыныч, Кощей Бессмертный, крылатый конь или девушка-лебедь. Между тем Змей-Горыныч похищает девушку себе в жены; Морской царь, к которому попадает герой, - это отец его невесты ("…а во дворце живет отец красной девицы, царь той подземельной стороны" - Аф. 191); атаман, Змей, приказчик, заморский королевич - все они "неправильные" мужья матери (сестры или жены) главного героя (сказки типа "Звериное молоко"); служанка, дочь ведьмы, водовоз, генерал и т. п. выдают себя соответственно за невесту или жениха; заколдованная царевна, Свиной чехол, девушка-утица, Чудище, Финист ясный сокол, сопливый козел и проч. оказываются в конце сказки искомыми "сужеными".

Признаки родственного или свойственного статуса оказываются важными не только для отношений между людьми, до и для отношений между сверхъестественными существами, между животными, а также тех и других с человеком.

В сказках о приключениях героя или героини у лесного демона часто фигурируют термины родства или свойства. Отправка падчерицы к Морозко обставляется как поездка к жениху ("Старик, увези Марфутку к жениху; да мотри, старый хрыч, поезжай прямой дорогой, а там сверни с дороги-то направо, на бор, - знаешь, прямо к той большой сосне, что на пригорке стоит, и отдай Марфутку за Морозка" - Аф. 95). Баба-яга подражает голосу матери, заманивая Терешечку на берег, или оказывается матерью мудрой жены героя (сказки типа "Пойди туда, не знаю куда").

Тенденция эта настолько сильна, что распространяется не только на отношения сверхъестественных существ и животных с человеком (Кощей Бессмертный, Змей - "временные", "неправильные" мужья героини. Морской царь - тесть героя, лебединая дева - невеста, царевна-лягушка - жена, Баба-яга - тетка, колдун - "мнимый отец" или будущий тесть, Ворон, Сокол - шурья, ведьма - теща, Студенец, Объедало, Опивало или Дубыня, Усыня, Вернигора и проч. - названые братья и т. д.), но и на отношения внутри мира неантропоморфных существ.

Так, благодарные животные в сказках типа "Звериное молоко" предоставляют в распоряжение героя не самих себя, а своих детенышей: "Тотчас же она молока надоила и в благодарность медвежонка подарила" (Аф. 205). Волшебная кобылица, укрощенная Иванушкой-дурачком, откупается от него, подарив своего жеребенка: "Ну, добрый молодец, когда сумел ты усидеть на мне, то возьми-владей моими жеребятами" (Аф. 105). Для оживления героя помощник посылает за живой и мертвой водой Ворона, однако отправка его, как правило, связана с давлением на его "родительские чувства" - в беспомощное (пленное, мертвое) состояние приводится Вороненок. Погоню за героями в сказках "Калинов мост" осуществляют жены (сестры, золовки) убитых Змеев. Леший, Медный лоб в сказках "Чудесный пленник" часто награждает героя не сам, а предлагает сделать это своим дочерям: "У лешего-мужика три дочери; спрашивает он старшую: „А что ты присудишь королевскому сыну за то, что меня из железного столба выпустил?" Дочь говорит: „Дам ему скатерть-самобранку"" (Аф. 123). Орел, выкормленный героем, сжигает дома своих сестер за то, что они плохо приняли его спасителя. У Бабы-яги в сказках типа "Терешечка" есть дочь, которой она приказывает изжарить героя.

Иначе строятся отношения между сверхъестественными существами или животными и человеком. Брачные отношения между ними оказываются "правильными", когда соискателем является человек. Такой брак предстает как желанный, нормальный, хотя часто герой подвергается трудным испытаниям со стороны демонической невесты и ее родственников (в первую очередь отца), стремящихся уничтожить претендента. Когда же демоническое существо насильственно похищает женщину, вступает с ней в брак по взаимному согласию или с помощью обмана (ведьма выдает свою дочь замуж за царевича), такая ситуация рассматривается сказкой как конфликтная. Родственные же отношения между этими группами персонажей оцениваются, как правило, положительно, даже если это родство возникает на основе брачных отношений (Яга-теща помогает мужу ее дочери; животные зятья спасают героя).

Группа III. Сословный статус.

К этой группе характеристик персонажей отнесены признаки сословной принадлежности: Царь (царица, царевич, царевна), Царенко, король (королевич, королевна), дворянин (Данила-дворянин), барин, купец, поп, мужик; профессия или ремесло: солдат, стрелец, гонец (Марко-бегун), садовник, охотник, ловчий, пастух, водовоз, генерал, приказчик, повар (Поваренка), кузнец, Кожемяка, а также слуга (служанка), хозяин, работник; имущественное положение: бедняк (Ванька Голый), богач (Марко богатый), вор (Климка-вор), должник и т. д.

Сословный статус персонажа не играет столь существенной роли, какая принадлежит семейному или индивидуальному статусам. Признаки этой сферы значений служат лишь для дополнительной дистрибуции некоторых персонажей, рассмотренных выше.

Наиболее важным подразделением здесь следует, вероятно, считать противопоставление крестьянский/царский, поскольку ряд сказок реализует противоположность между низким сословным статусом персонажа в начале сказки и высоким положением, которого он достигает в конце (из мужицкого сына в царские зятья). Однако эта оппозиция образует коллизию гораздо реже, чем может показаться на первый взгляд. Если, например, злая жена преследует своего мужа из-за его мужицкого происхождения (тип "Волшебное кольцо"), то, не говоря уже о том, что сама по себе коллизия носит семейный характер (жена преследует мужа) и лишь дополнительно мотивирована низким происхождением супруга, эта ситуация может быть интерпретирована и как перекодировка в социальном плане ситуации антагонизма жены чудесного происхождения (богатырка, Премудрая) и ее "простого" мужа (тип 519 AT).

То же самое, вероятно, можно сказать и о сказках, где героем является солдат19, стрелец, конюх, пастух, которые параллельны сюжетам о герое-богатыре, освобождающем девушку, или о младшем брате, подвиги которого пытаются присвоить себе его старшие братья. Для героини подмена царевны служанкой (AT 533 А) находит соответствие в подмене истинной жены дочерью ведьмы.

В большинстве же текстов крестьянское и царское являются самостоятельными, скорее своего рода локальными, сферами, внутри каждой из которых развивается сюжет. Это, по-видимому, и дало основание традиционному разделению волшебных сказок на "царские" и крестьянские".

Отношения внутри крестьянской среды почти полностью совпадают с отношениями внутри семьи. Царская сфера, помимо того что она подчинена общей "семейной ориентации" жанра волшебной сказки в целом, имеет и свои дополнительные подразделения. Здесь довольно легко выделяется группа главных и неглавных (подчиненных). К первым можно отнести царскую семью, ко вторым - царских приближенных (бояре, дума, министр, губернатор, генерал). Кроме подручных царя к сфере царского дома относятся также слуги (холоп, лакей, слуга, мамка, дядька, горничная и проч.). Отношения подручных царя и царских слуг носят характер подчинения (ср. "…невеста с своими няньками и мамками и король с своими министрами" - Аф. 191).

Собственно говоря, лишь принадлежность к царской семье служит признаком высокого статуса персонажа, все остальные сословные подразделения иерархически разделяют персонажей на главных и подчиненных, хозяев и слуг: царю подчинены министр, губернатор или генерал; у них, в свою очередь, находятся в подчинении стрелец, солдат, конюх и проч., под маской которых часто и скрывается герой сказки.

Разделение на хозяев и слуг прослеживается и в группе персонажей, не связанных с царским двором. Леший, Баба-яга часто изображаются как "хозяева" зверей: "Вышла старуха на крыльцо, крикнула громким голосом, и вдруг - откуда только взялись! - набежали всякие звери, налетели всякие птицы…" (Аф. 112). Яге служат кот, береза, воротца, которые за доброе отношение к ним переходят на сторону падчерицы (Аф. 103). Именно как "слуга" обрисовывается иногда и чудесный помощник. Отец передает Ивану-дураку чудесного коня со словами: "а ты, конь, служи ему, как мне служил" (Аф. 179); Шмат-разум именуется "невидимым слугою"; дядька Катома - чудесный слуга, завещанный Ивану-царевичу его родителями, и т. д. Особенно четко прослеживается роль царя как "хозяина", когда речь идет о "главном" в царстве животных (змеиный Царь, птичий Царь, Царь над всеми раками и пр.).

Оппозиция богатый/бедный служит вариантом высокого или низкого статуса. Часто счастливый конец сказок о падчерице у Морозко заключается в том, что она получает "богатое приданое" или выходит замуж за "богатого". Чудесное свойство некоторых волшебных помощников или предметов заключается в том, что они приносят богатство: кошелек-самотряс, скатерть-самобранка, рассыпающийся золотом конь, несущая самоцветные камни курица и т. д.

Дистрибуция персонажей по их профессиональной принадлежности или ремеслу связана обычно с местом их деятельности. Горничные, мамки, дядьки, стража, кухарка, повар, скотник и др. локализуются вокруг царских хором; пастух, садовник, свинопас, водовоз, батрак - в саду и в поле; портной, сапожник, золотарь, плотник, корабельщик, каменщик, мясник, трактирщик и др. - в городе; ловчий, охотник связаны с лесом.

Особняком стоит в волшебной сказке профессия кузнеца. Этот персонаж наиболее тесно связан с чудесным: выковывает чудесное оружие для богатырей, кует "тонкий голос" или зубы для Яги, изготавливает медные, железные и оловянные прутья, с помощью которых только и можно усмирить демоническое существо (кота-баюна, волшебницу, свирепого коня и др.), в то время как представители других профессий в основном заняты в волшебной сказке своим обычным ремеслом.

Правда, само ремесло может носить в сказке характер "чудесного умения", и ряд персонажей репрезентирует именно эту способность. Сюда относятся плотники, за одну ночь строящие корабль-самолет, чудесный дворец или мост; садовники, насаждающие чудесный сад; сапожники и портные, изготавливающие диковинные наряды. Все эти "работники" приближаются по своей роли в сюжете к "чудесному предмету", т. е. являются своего рода антропоморфизированными орудиями (ср. чудесный топор "тяп да ляп - вышел корабль" - Аф. 212 и совершенно аналогичных ему по функции "плотников-работников", являющихся по зову хозяйки - Аф. 224). Показательны в этом отношении случаи, когда само существование персонажа целиком зависит от его ремесла: старые швеи будут жить до тех пор, пока не изломают сундук иголок и не изошьют сундук ниток.

Другую группу персонажей, воплощающих чудесное умение, составляют такие "искусники", как скороход, стрелец, звездочет.

"Умельцами" в ряде сказок выступают и основные герои: мудрая жена вышивает чудесный ковер; падчерица ткет полотно "такое тонкое, что сквозь иглу вместо нитки продеть можно" (Аф.104); царевна-лягушка печет лучшие, чем другие снохи, хлебы. "Мастером" играть в карты, плясать или играть на гуслях оказывается солдат.

Умение танцевать, играть на музыкальных инструментах, скоморошничать относится к разряду таких, которые часто квалифицируются сказкой как "хитрая наука". Музыканты, гусляры, скоморохи приближаются к чудесным, сверхъестественным персонажам, способным околдовывать, завораживать, наводить сон или, наоборот, заставлять плясать до безумия и полусмерти. Такой же способностью обладают музыкальные инструменты (гусли-самогуды, нагоняющие неодолимый сон, скрипочка, балалайка, барабан, дудка и т. д.), составляющие значительную часть арсенала чудесных предметов волшебной сказки. Интересна в этом отношении связь скоморохов, гусляров и проч. с мотивом "невидимого присутствия": герой сказки во втором ходе часто скрывается под их маской на пиру; во время пляски царевны-лягушки или пения Сопливого козла обнаруживается истинный облик этих замаскированных персонажей20.

Умельцам, рукодельникам, работящим противопоставлены "ленивые", "нерадивые": родные дочери мачехи "только и знали, что у ворот сидеть, на улицу глядеть, а Крошечка-Хаврошечка на них работала, их обшивала, для них пряла и ткала" (Аф. 100).

Среди представителей разного рода профессий, так же как и среди представителей сословной иерархии, выделяются главные и подручные: мастер, староста, хозяин, но работник, помощник, подмастерье. Под маской последних тоже иногда скрывается герой сказки: "На ту пору приходит Иван-царевич в свое государство, нанимается у одного старичка в работники и посылает его к царю" (Аф. 130), или: "Вот ходит Иван-царевич по базару; идет навстречу башмачник… „Возьми меня к себе в подмастерья…"" (Аф. 129).

Работникам в сказке противопоставлены бродяги: голъ кабацкая, люди убогие, калики перехожие, нищие, пьяницы, разбойники (главный среди последних - атаман). Бродяги в волшебной сказке часто наделены сверхъестественными способностями (чаще всего - чудесным знанием); нищий подсказывает герою, где найти волшебного коня, калики перехожие сообщают средство от бесплодия, среди голи кабацкой отыскивается чудесный богатырь и т. д. Возможно, это связано с отсутствием у этих персонажей строгой пространственной приуроченности (ср. чудесную печь, кроватку или кузницу в поле, сверхъестественность которых тоже связана с тем, что они находятся "не на своем месте").

Группа IV. Локализация.

Концентрация большинства коллизий волшебной сказки вокруг пути приводит к тому, что сюжетной схеме соответствует достаточно стабильная последовательность: дом а дорога а лес а иное царство21.

Рассмотренные в парадигматическом аспекте, эти locus"ы распадаются на две группы: свое место (жилище: изба, дворец; свое царство) и чужое место (дорога, иное царство, чужое жилище). Обязательность своего места, по крайней мере как исходного пункта, создает возможность выделить группы персонажей по их локальной приуроченности.

В доме помещаются родственники. Это либо изба, где живет крестьянская семья, либо дворец, населенный помимо царской семьи приближенными царя и слугами22.

Поле или дорога - место пребывания таких персонажей, как нищие, калики перехожие, в поле находится чудесная печь, кроватка, яблоня, здесь же обитает Сивко-бурко, могут встретиться попутчики, пастухи и т. д.

Лес - место локализации достаточно обширной группы лесных демонов (Баба-яга, Леший, Морозко, Медведь), их "слуг" (мышки, кот, собака и др.), помощных зверей (Серый волк, чудесная "охота", медведица, львица, волчица и др.).

Иное царство выступает в волшебных сказках в трех основных вариантах: царский дворец, "животное" царство и далекое "тридесятое" царство (верхнее и нижнее: подземное, подводное, на горе и пр.). Это место потенциальных брачных партнеров.

Более близкий царский дворец, на подворье которого находится терем с заключенной в нем царевной, в качестве "дома" предполагает наличие в нем отца царевны (= царь, испытывающий женихов), а в качестве "дворца" - бояр, слуг, музыкантов на пиру и т. д.

Более далекое "животное" царство - место локализации чудесных брачных партнеров. Оно может выступать в варианте леса, где охотник целится в птицу, становящуюся затем его чудесной женой (сказки типа "Пойди туда, не знаю куда"), в варианте дворца, в котором помещен заколдованный брачный партнер (почерневшая царевна, превращенный в чудовище царевич, царь-девица - хранительница живой воды и молодильных яблок, богатырка и т. д.), в варианте подводного или подземного царства, где герой встречает девушку-утицу или лебедушку или куда он попадает в поисках исчезнувшей жены (мужа). Здесь герою предстоит пройти испытание у отца своей "тотемной" суженой - Морского царя, царя Некрещеного лба и проч. Кроме того, из этого "животного" царства прилетают "чудесные зятья" героя, берущие в жены его сестер и становящиеся его "назваными братьями" (Орел, Сокол, Ворон), а также чудесный жених - Финист ясный сокол.

Еще более далекое "тридесятое" царство - место локализации основных "супротивников" - Змея Горыныча, Кощея, Вихря, насильно похищающих из "нашего" мира женщин себе в наложницы, и их рационализированных вариантов (черти, заморские королевичи, иноверцы).

Таким образом, персонажи, рассмотренные в предыдущих разделах, приурочены к определенным, "своим" местам. Причем сами эти "места" служат не только как атрибуты (лесные звери противопоставлены домашним животным, морские гады и рыбы небесным птицам; ср. выше, о дистрибуции слуг и ремесленников по месту их деятельности), но и воплощаются в серии специальных персонажей. Попадание в чужой locus связано с необходимостью преодолеть границу между частями сказочного пространства, одной из основных особенностей которого является дискретность его отдельных "мест".

В первую очередь это относится именно к пограничным областям сказочного пространства, персонифицированным в обширной группе сторожей и охранителей.

3акрытость жилища может быть представлена в виде естественной ограды (изгороди, стены), но даже они часто функционируют в сказке именно как персонаж: ворота и двери могут сами пропустить или не пропустить "чужака" внутрь жилища; стены часто снабжены гудящими струнами, предупреждающими хозяев о проникновении во дворец пришельца, избушка на курьих ножках поворачивается только после произнесения заговорной формулы. "Дом" может охраняться и специальными сторожами: у входа в палаты двенадцатиглавого змея стоят "вместо ворот огромные столбы, а к ним прикованы… два страшных льва" (Аф. 131); царский дворец стерегут караульщики, стражники, охрана и т. д.

Как закрытое в волшебной сказке выступает не только само жилище, дом, но и все "царство", причем это относится как к царству героя, так и к "иному царству"23. Граница "царств" тоже персонифицируется как в виде антропоморфных существ и сторожевых животных, так и в виде предметов и "мест". Например, "на рубеже" царства красной девицы, у которой "с ног целющая вода льется", "дикий человек стоит - ростом с лесом ровен, толщиной словно копна большая, в руках держит коренастый дуб" (Аф. 173); Яга или ведьма стерегут царство царь-девицы; Змей охраняет вход в "иное царство"; этот вход может быть завален камнем, поднять который под силу лишь богатырю (Аф. 128); в той же роли ограды, препятствия выступает гора, река или лес (ср. превращение полотенца - в реку, гребешка - в дремучий лес, преграждающих путь преследователю).

3акрытым "дому" и "царству" в сказке противопоставлены открытые места. Это в первую очередь чистое поле и дорога. Особенность этих locus"ов состоит в том, что эта пограничная полоса никому не принадлежит. "Свое" и "чужое" царства в качестве центра имеют дом ("в некотором царстве" находится изба или дворец, в лесу стоит хатка, землянка и т. д., в подводном царстве - замок или хоромы), обитатели которого являются "хозяевами" данного locus"а. Дорога и чистое поле не имеют хозяев24, а персонаж, находящийся в этих locus"ах, лишен "своего" места, делокализован и либо обладает неограниченной свободой перемещений, либо ищет укрытия. В качестве такого укрытия никогда не фигурирует дом, в лучшем случае это шатер, который обычно как раз и не может служить надежным убежищем: мужичок с ноготок или Яга свободно проникают в него и калечат братьев; герой без труда похищает из шатра девицу. Укрыться в поле можно лишь в местах, принципиально отличных от обычного жилища: в кузнице, в печке, под яблоней, закрывающей беглеца ветвями; нахождение их "не на своем месте", дислокализованность квалифицируется сказкой как сверхъестественное свойство25 и превращает из предметов обихода в персонажей.

То же можно сказать и о делокализованных персонажах, для которых дорога - обычное место обитания. Это бродяги, попутчики, проводники, провожатые, которые, не являясь "хозяевами" или "сторожами" определенного locus"а, обладают способностью преодолевать границы сказочного пространства. Принадлежа пространству "дороги", они являются своего рода персонификациями пути.

В качестве объектов, персонифицирующих путь, могут фигурировать не только антропоморфные существа, но также и животные или предметы: перевозчик у реки, Усыня, великан, помогающие перебраться через реку или море; гуси-лебеди, орел, птица Моголь, крылатый конь, Серый волк, доставляющие героя в тридесятое царство или выносящие его на "белый свет"; шарик или клубочек, указывающие путь в иное царство; волшебный корабль или лодка, сапоги-скороходы, чудесные башмаки, ковер-самолет, колесница, вырастающее до самого неба растение, различного рода орудия и приспособления: ремни, цепи, когти, которые "на руки и на ноги сами наделись" (Аф. 128), и т. д.

Помещенность в закрытый или открытый locus, нахождение в своем или чужом пространстве определяют пространственный статус персонажа. Заключенная в высоком тереме или недоступном замке царевна, спрятанные в землянке дети совершенно изолированы от "чужих". Находясь в защищенном месте, эти персонажи, однако, лишены возможности самостоятельных перемещений, в отличие от персонажей открытого пространства, не имеющих своего места, делокализованных: бездомных, изгнанных, бродяг.

Особый интерес представляет такой локальный статус персонажа, при котором, попав в чужое место, он оказывается не в состоянии его покинуть, т. е. пленным. В плену может оказаться как герой сказки, посаженный, например, в тюрьму (Аф. 120), так и пришелец из иного мира: лешего-мужика заключают в железный столб (Аф. 126); в чудесном чулане находится прикованный цепями Змей, Кощей или крылатая волшебница; летающий богатырский конь - персонаж, для которого "своим местом" является открытое пространство, - помещен в глубокий подвал или подземелье.

Иногда делокализация сопряжена в сказке с пленением: царицу и дитя "по локоть в золоте, во лбу светел месяц" изгоняют, предварительно заключив их в бочку и пустив по морю.

Возможностью менять место обладают в сказке не только люди, животные или предметы, но и сами locus"ы: молодцы из кольца переносят дворец из своего царства в чужое и обратно (Аф. 191); "чужое" тридесятое царство, свернутое в виде золотого, серебряного или медного яйца, перемещается в "свой" для героя мир.

Распределение персонажей по группам, произведенное выше, основывается на противопоставлении основных четырех семантических сфер: индивидуальной (I), семейной (II), сословной (III), пространственной (IV).

Однако эти области значений составляют в сказке определенную иерархию, они как бы вложены друг в друга. Членения пространства задают основные координаты: "внешнее" пространство (государство, царство, лес, дорога) и "внутреннее" (дворец, изба). "Жилище" в свою очередь служит вместилищем (т. е. чем-то "внешним") для семьи; она, в свою очередь, "вмещает" индивида с его "внешними" (тело) и "внутренними" характеристиками. Таковы отношения вместилища и содержимого, причем исходная точка, персонифицированная, например, в горошине или яйце, - это такое вместилище, содержимое которого может развернуться вновь: горошина превращается в человека, яйцо - в царство.

Являясь персонификацией определенной семантической сферы, персонаж волшебной сказки наделяется, как это уже отмечалось, признаками, реализующими не какую-либо одну, а сразу несколько или даже все четыре области значений. Персонажи, включенные в группу I, конкретизируются как родственники или свойственники (II), могут получить дополнительную сословную характеристику (III) и локализоваться в определенном месте сказочного пространства (IV). Например, Покатигорошек, обладающий в плане индивидуального статуса признаками "сильномогучего" богатыря, в качестве чудеснорожденного сына оказывается помещенным в семантическую сферу семьи, которая, в свою очередь, трактуется как крестьянская или царская, т. е. интерпретируется в определенном сословном ключе и включена в пространство своего мира, противопоставленного "чужому" миру Змея, похитившего сестру и убившего братьев Покатигорошка. Аналогичным образом и Змей - сверхъестественное демоническое существо (I) - выступает в статусе "неправильного" брачного партнера (II) и является царем или хозяином (III) далекого тридесятого царства (IV).

Такое "развертывание" признаков индивидуального статуса позволяет рассматривать персонаж волшебной сказки не только как отдельный пучок признаков, а как одно из звеньев в цепи межсюжетных трансформаций.

Например, Баба-яга, интерпретируемая в индивидуальном статусе как "сверхъестественное существо женского пола старшего поколения", может определяться с точки зрения ее семейного статуса как мать Ягишны или теща героя; с точки зрения сословного статуса - как "владычица всех тварей"; с точки зрения пространственной приуроченности - как персонаж леса. На один признак будет отличаться от нее ведьма, которая, сохраняя все эти атрибуты, локализована не в лесу, а в "ином царстве". В качестве следующего звена этой цепи может рассматриваться колдунья, обладающая способностью "оборачивать" человека животным и подменяющая истинную невесту или жену героя своей дочерью, но локализованная в "своем царстве". Мачеха - представитель "чужого", но уже в рамках семьи.

Мать, персонифицирующая область II и интерпретируемая здесь как "старший по поколению прямой родственник женского пола", составляет следующий узел в цепи трансформаций. В качестве предка она может выступать в индивидуальной сфере значений как умершая (в этом случае она наделяет дочь чудесным помощником или дает ей мудрые советы). В остальных случаях она не обладает признаками сверхъестественного существа. Лишенная сама признаков "чудесного", мать в качестве любовницы атамана или Змея ("неправильный" семейный статус) может тем не менее создавать ситуацию вхождения "чужого" в "дом" (сказки типа "Звериное молоко"). Этот случай может рассматриваться как переходный от мачехи. В зависимости от дополнительных атрибутов, которыми наделяется этот персонаж, возникает следующая цепочка. Семейный статус матери может быть не "неправильным", а "неполным": она - "честная вдова", обычным сословным статусом которой является крестьянский, а имущественным - бедность. "Неполным" может быть и родственный статус: старуха изображается в сказке как "бездетная" или потерявшая детей. В этом случае она становится матерью чудеснорожденного сына, а сословная принадлежность ее при этом варьирует (это либо "бедная старуха", либо "бездетная царица"). Во всех случаях мать локализуется в "своем" царстве.

Переходным звеном является мать-царица, для которой признаками индивидуального статуса служат "красота" и "молодость". Ее либо похищает Змей, либо подменяют дочерью ведьмы. И в том и в другом случае акцент на молодом возрасте переводит ее из класса матерей в класс жен, составляющих следующий узел цепи трансформаций.

Жена ("младший свойственник женского пола") с точки зрения ее индивидуального статуса может характеризоваться как "мудрая", "чудесная" (внутренний мир), доставшаяся герою в виде птицы, рыбки или лягушки (внешность). Эти признаки возвращают нас к группе сверхъестественных персонажей, которые противопоставлены Яге и ее вариантам как младшие старшим. Действительно, чудесная жена в некоторых сказках рисуется как колдунья, волшебница, демоническое существо, стремящееся погубить мужа. И "мудрая жена", и "жена-колдунья" с точки зрения их исходного пространственного статуса принадлежат "чужому" месту: лесная птица (Аф. 212), утица на взморье (Аф. 213), плотичка с золотым кольцом, выловленная из реки (Аф. 216), заморская пленница (Аф. 230), лягушка из болота (Аф. 267), хозяйка далекого "иного" царства (Аф. 198). Мудрая жена, кроме того, часто изображается "искусницей" (ткать, печь хлебы и т. д.).

Как трансформация враждебной по отношению к мужу жены-волшебницы может рассматриваться "злая жена" в сказках типа "Звериное молоко" (Аф. 205), где, аналогично "неверной" матери, жена героя сговаривается с любовником погубить своего мужа, или в сказках "Чудесная рубашка", в которых жена-царевна пытается отделаться от мужа "простого", "мужицкого" происхождения.

Гораздо чаще, впрочем, "младший свойственник женского пола" рисуется сказкой как добрачный партнер, т. е. как невеста. Атрибуты этого класса персонажей, пожалуй, наиболее полно реализуют все четыре семантические сферы. В плане индивидуального статуса невеста может быть демоническим существом (крылатой волшебницей, упырем, ведьмой, чертовкой), испытывающей жениха и стремящейся его погубить; мудрой волшебницей, помогающей будущему мужу пройти испытания у ее отца; девушкой-лебедем, превращенной в животное жертвой козней вредителя; окаменелой, почерневшей или, наоборот, девицей "красоты неописанной". С точки зрения сословного статуса она может быть как царской дочерью, так и бедной служанкой, помогающей герою избавиться от преследования злой матери или сестры; часто она - "хозяйка" живой воды и молодильных яблок, в ее владении находятся чудесные слуги, она обладает волшебной книгой и проч. Пространственно невеста обычно удалена: находится в тридесятом царстве, в подводном мире, помещена в высокий терем. Часто она "пленница": прикована к камню на берегу моря, заключена в заклятый замок и т. п. Такой "плен" может интерпретироваться и в семейном плане: девушка оказывается наложницей Змея, от которого ее освобождает жених. Вообще семейный статус невесты почти неизменно фиксируется: она дочь или падчерица.

Таким образом, семантический узел "невеста" может служить переходным звеном к следующей группе персонажей, представленной "младшим поколением родственников" (дочь, падчерица), и далее "сиблингам" (сестры).

Аналогичную цепь образуют и персонажи мужского пола: колдун - отец, отец - муж, муж - жених, жених - сын, сыновья - братья, старшие братья - младший брат, младший брат - солдат или слуга, слуга - детеныш животного ("охота") и т.д. и т.д.

При описании межсюжетных трансформаций мы имели дело с раздроблением целостной формы на отдельные признаки, характеризующие его основной статус, к которым присоединяются отдельные же признаки, характеризующие данный персонаж с точки зрения его статуса в других семантических сферах и служащие дополнительными атрибутами.

Как можно было убедиться, для персонажей волшебной сказки большее значение имеют признаки семейного и индивидуального статуса, а сословные и локальные признаки чаще служат вариантами этих основных сфер значений или дополняют их. Это вполне согласуется с общей ориентацией волшебной сказки на разрешение личной судьбы героя. "Биографичность" ее приводит к тому, что признаки семейного статуса последовательно обыгрываются в сюжете и иррадиируют на другие сферы. С этой точки зрения все персонажи волшебной сказки легко распределяются по двум основным группам: персонажи, основным признаком которых служит семейный статус, и персонажи, у которых основным является индивидуальный статус, причем по преимуществу семейные характеристики дополняются сословными, а индивидуальные - локальными, что в принципе соответствует делению всех персонажей на "мифические" и "немифические". Такая иерархия не исключает необходимости учета всех признаков, присущих данной форме, поскольку лишь в этом случае удается получить такую цепь трансформаций, когда каждое звено отличается от предыдущего только одним признаком.

Расширение набора признаков индивидуального статуса за счет надстраивания над ними признаков семейной, сословной и пространственной областей значений позволяет из ограниченного числа элементов "порождать" бесконечное множество вариантов персонажей. "Биографичность" волшебной сказки приводит, однако, к тому, что количество признаков, определяющих направленность сюжетного функционирования данного персонажа, сокращается. Действительно, именно родство и брак становятся тем гармонизирующим механизмом, который снимает противоречия между естественным и чудесным (укрощение демонической невесты), антропоморфным и неантропоморфным (расколдование превращенного в зверя брачного партнера), живым и мертвым (родство с мертвецом как основа получения от него помощи) и т. д. Сконцентрированность действия большинства волшебных сказок вокруг темы брака приводит к тому, что на первый план выводится персонаж, который по своим семантическим характеристикам принадлежит к младшему поколению, представляя собой потенциального брачного партнера. Как функции задаются по отношению к герою, так и семантические признаки оказываются ориентированными на младших в семье. Именно они представляют собой ту группу персонажей, которые обычно выступают в роли героя.

Таким образом, мы возвращаемся к рассмотрению действующих лиц волшебной сказки, инвариантные формы которых были выявлены В. Я. Проппом в "Морфологии сказки". То, какую роль выполняет персонаж, зависит не от всего набора признаков, которыми он наделен, а лишь от определенных, достаточно устойчивых именно для данного действующего лица.

Так, в роли героя выступает младший в семье: сын (варианты - малолетка, группа мальчиков), младшая дочь, падчерица или пасынок, младший брат или сестра, братья-близнецы. Принцип деления на "старших" и "младших" распространяется и на персонажи, реализующие сословную сферу значений: отношение родители/дети параллельны в этом аспекте отношению хозяева/слуги. Поэтому на границе с новеллистической сказкой возникает герой - солдат, слуга, конюх.

Признаки всех остальных действующих лиц задаются именно по отношению к статусу, занимаемому героем.

Если герой - это "младший", то для персонажа, выступающего в роли дарителя, обязательными оказываются признаки старший и "относящийся к границе" своего и чужого мира. В семейной сфере "старшие" интерпретируются как "родитель", "предок", в индивидуальной - как "старики". Действительно, очень часто именно эти персонажи наделяют героя помощником, причем в первом случае это "загробный" даритель (умершие родители), во втором - нищие, прохожие, т. е. персонажи, репрезентирующие "дорогу" в чужой мир.

Роль помощника выполняет всегда персонаж, относящийся к миру сверхъестественного. "Своим" для героя он становится в силу того, что тот "обладает", "владеет" им, является его"хозяином". Поэтому помощник - это обычно слуга.

Искомый брачный партнер (невеста, жених) всегда локализован в "чужом" для героя пространстве, интерпретируемом и как "иное царство", и как "иное" сословное пространство (Иванушка-дурачок женится на царевне), и как "иной" индивидуальный статус (зооморфный, чудесный, сверхъестественный).

В роли антагониста героя выступают вредитель и ложный герой.

Ложный герой или соперник, - это неистинный герой: старшие братья близки к младшему в семье в своем статусе "детей", но не являются подлинными младшими; дочь ведьмы сходна с героиней по возрасту, но она "не настоящая" царевна и т. д.

Вредитель - это всегда "чужой" по отношению к герою персонаж, причем в качестве "чужого" он может репрезентировать любой из признаков: "неродная" мачеха изводит падчерицу; "чужой", "далекий" жених-Змей похищает царевен; лесной демон (Яга, людоед) заманивает детей и т. д.

Героецентричность волшебной сказки приводит, таким образом, к тому, что семантические признаки, с помощью которых производилась классификация персонажей и описание их межсюжетных трансформаций, оцениваются с точки зрения их отношения к герою и оказываются ценностными индикаторами его движения от негативного состояния к позитивному. Статус любого действующего лица в одной или нескольких семантических сферах оценивается как "свой" или "чужой", "высокий" или "низкий" по отношению к статусу, который занимает герой. При этом позитивной или негативной оценке может быть подвергнут любой из статусов. Например, "ведовство" невесты расценивается как позитивное качество мудрой жены героя и как негативное - у колдуньи. Если Баба-яга в одних сказках действует как похититель детей, а в других как даритель, то это целиком зависит от того, в каком статусе она находится по отношению к герою: в первом случае она "чужая", во втором - оказывается в "родственных" отношениях с героем (Яга-теща) или является "пограничным" персонажем, дающим герою временное пристанище.

Эта особенность волшебной сказки делает структуру персонажей способной к внутри- и межсюжетным трансформациям и дает возможность семантически однотипным фигурам исполнять в сюжете самые разнообразные роли (например, мать-даритель, мать-вредитель, мать-жертва и т. д.), что, естественно, значительно увеличивает вариативность сказочных коллизий.

Итак, для внутрисюжетного функционирования персонажа важным оказывается не только то, какую роль он выполняет, но и то, какими семантическими признаками он наделен, поскольку именно они соответствуют тем конфликтам, в которых данный персонаж принимает участие. Именно они обыгрываются в сюжете, задавая тем самым формы коллизий. Убийство, поборение, изведение связаны с такими признаками, как сильный/слабый, живой/мертвый, цельный/расчлененный; изгнание, заточение - с признаками бездомный, свободный/пленный; обладание, получение, похищение - с такими, как богатый/бедный, хозяин/слуга и т. д.

Семантические признаки персонажа не только определяют характер сказочных коллизий, они могут меняться по ходу сюжета в силу того, что персонаж представляет собой пучок признаков, т. е. является многосоставным образованием, легко распадающимся и столь же легко комплектующимся в новое. Эта особенность структуры персонажа делает ее удобной для функционирования по законам сказочного повествования, так как она оказывается хорошо приспособленной для работы в условиях сюжета, построенного на ритмах потерь и приобретений.

Примечания

1 Пропп В. Я. Морфология сказки. Л., 1.928; В. Я. Пропп. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1946.

2 Пропп В. Я. Морфология сказки. Изд. 2-е. М., 1969. С. 79. Далее цитируется по этому изданию.

3 Ср.: "1. Царь дает удальцу орла. Орел уносит удальца в иное царство (171).

2. Дед дает Сученке коня. Конь увесит Сученко в иное царство (132).

3. Колдун дает Ивану лодочку. Лодочка уносит Ивана в иное царство (138).

4. Царевна дает Ивану кольцо. Молодцы из кольца уносят Ивана в иное царство (156)", - там же. С. 23.

4 "Народные русские сказки А. Н. Афанасьева в З-х томах". М., 1958 (далее - Аф.).

5 Ср.: "Сказочник совершенно свободен в выборе номенклатуры и атрибутов действующих лиц. Теоретически свобода здесь полнейшая… Надо, однако, сказать, что народ и здесь не слишком пользуется этой свободой. Подобно тому как повторяются функции, повторяются и персонажи" (Пропп В. Я. Морфология сказки. С. 102).

Некоторые достаточно стабильные корреляции отмечены нами в статье: Мелетинский Е.М. и др. Проблемы структурного описания волшебной сказки // "Труды по знаковым системам" IV. Тарту, 1969. С. 121-122.

6 Ср. замечание П. Г. Богатырева, отметившего отрыв сказочной фантастики от конкретных верований, который приводит к тому, что "сверхъестественные и фантастические существа, являющиеся героями русских сказок, такие, как Кашей Бессмертный, Змей Горыняч, Баба-Яга и другие, не играют никакой роли в народной русской демонологии. Напротив, ее обычные персонажи - леший, водяной, домовой - лишь изредка вводятся в сказки… Эти персонажи появляются в сказках лишь для замены легендарных древних персонажей; такая замена к тому же ограничивается именем персонажа, основные черты которого обычно не модифицируются" (Богатырев П. Г. Вопросы теории народного искусства. М., 1971. С. 287).

7 Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. С. 150.

8 "Так, конь переносит героя за тридевять земель, но то же достигается при помощи ковра-самолета или сапог-скороходов… Конечно, есть специфические помощники и специфические предметы, которые не могут быть взаимозаменяемы. Но отдельные случаи не нарушают принципа морфологического родства их" (там же. С. 173).

9 Там же. С. 1.96.

10 Ср.: "…Значимость имени персонажа и, следовательно, его метафорической сущности развертывается в действие, составляющее мотив; герой делает только то, что семантически сам означает" (Фрейденберг О. Поэтика сюжета и жанра. Период античной литературы. Л., 1936. С. 249).

11 Об особенностях набора семантических оппозиций в волшебной сказке в отличие от основных смысловых противопоставлений в мифах см.: Мелетинский Е.М. и др. Проблемы структурного описания волшебной сказки. С.100–105.

12 Ср.: "…природа персонажа в ее этически неоднозначных проявлениях определяет его имя, заменяющее внешнее описание, и это имя становится семантически чрезвычайно значимым. Узловые семантические характеристики, заложенные в названии, могут быть явными или существовать в виде его „внутренней формы", то есть либо в виде скрытых и не выраженных непосредственно смысловых свойств, либо в виде признаков, проявляющихся лишь в процессе разного сюжетного функционирования" (Неклюдов С. Ю. Особенности изобразительной системм в долитературном повествовательном искусстве // Ранние формы искусства. М., 1972. С. 200).

13 Например, превращенная в уточку героиня возвращает себе прежний облик после того, как ее дети-утята поют под окном обманутого мужа грустную песню, из которой тот узнает о подмене (Аф. 265). Белая уточка не обязательно называется матерью, тем не менее материнство - обязательный признак героини этих сказок.

14 Подробнее об особенностях внешнего облика персонажей фольклора, и в частности волшебной сказки, см.: Неклюдов С. Ю. Особенности изобразительной системы в долитературном повествовательном искусстве. С. 194–204.

15 Сказки о герое-малолетке, таким образом, легко выделяются в совершенно обособленную группу, для которой канонизированный конец "воцарения и свадьбы" не обязателен. Эти сказки содержат и другие моменты, отличающие их от прочих волшебных сказок: герой здесь часто прибегает к хитрости, вообще говоря, не характерной для волшебных сказок; место испытания ограничено относительно "близким" лесом, а не "далеким" тридесятым царством; испытания, которым подвергается герой-малолетка, также носят достаточно специфический характер. Это в первую очередь задача вернуться в родительский дом, избежав угрозы быть съеденным лесным демоном (Ягой, Медведем). Каннибалистические намерения основных антагонистов героя-малолетки в сказках типа AT 327 параллельны проглатыванию мальчика с пальчик волком в сказках типа AT 700 как условию его возвращения домой.

16 Ср. "умные" и "глупые" звери в животной сказке.

17 Отношения между дедом (дедушкой), бабкой (бабушкой) и внуком, внучкой не составляют коллизий. Эти термины спорадически употребляются для обозначения нечистой силы (дедушка-сатана, черти - его внуки - Аф. 1.53; дедушка-водяной и его внуки-черти - Аф. 151; Морской царь - дедушка заморской королевны, испытывающей героя - Аф. 136) или отмечают отношения между чудеснорожденным героем и родителями его матери (Медведка именуется внуком и называет дедушкой отца своей матери Репки - Аф. 141; Наздей попов внук - чудесный герой, родившийся у поповой дочки от мертвой головы - Аф. 143). В последнем случае речь идет о чудесном герое и его приемных родителях.

18 Помимо прямых в сказке иногда фигурируют коллатеральные Родственники (тетка, дядя, племянник, племянница), но эти отношения имеют столь же периферийное значение, как и отношения внуков с дедом и бабкой.

19 Удачливый солдат в роли героя более характерен для новеллистической сказки.

20 Как "хитрая наука" интерпретируется сказкой и способность принимать различные облики, превращаться в животных (Аф. 208, 249 и др.). Отданный учиться "ремеслу" к мастеру (под маской которого часто скрывается колдун), герой овладевает именно умением маскироваться.

21 Этот "прямой" порядок выдерживается в подавляющем большинстве сюжетных типов, исключая, пожалуй, ряд сказок, в которых героями являются малолетние дети, движение которых замыкается возвращением из "леса" в "дом". Есть и другие варианты редуцированных форм, например, сказка "Крошечка-Хаврошечка", где пространственные перемещения осуществляются в границах "изба а поле а богатый дом".

22 Показательно, что если "дом" находится в лесу или в ином царстве, т. е. выступает в вариантах лесная избушка, лесной дом, дворец, то живущие в нем персонажи последовательно наделяются признаками семейного статуса: у Яги оказывается дочь Ягишна, у лешего или Морского царя - дочери, у орла - сестры.

23 Ср.: "…уж молодец-удалец на свою землю пробрался и ее (ведьму. - Е. Н.) не опасался: сюда она скакать не смела…" (АФ. 171).

24 Ср. принадлежащее мужику засеянное поле, которое "закрыто", огорожено и составляет часть "своего" царства. Вторжение в него чудесной кобылицы, Жар-птицы и других "волшебных воров" расценивается как вредительство, разорение, расхищение.

25 Ср.: обнаруженную царскими охотниками в дупле дерева героиню (Свиной чехол) называют "чудом чудным, дивом дивным" (Аф. 290).

Материал размещен на сайте при поддержке гранта №1015-1063 Фонда Форда.

Введение3

1. Необходимость сказок. Роль сказок в нравственно-эстетическом воспитании детей

2. Сказки Пушкина

3. Воспитание сказками Пушкина

Заключение

Литература

Литература, в частности сказка, во многом способствует «изживанию эмоций», удовлетворению духовных потребностей личности.

Психологические истоки привязанности детей к сказкам, удовлетворяющим определенные потребности детского возраста, возможности «изживания эмоций» интересно описаны знаменитым американским психологом и психиатром Бруно Беттельхаймом. Он утверждает: «Детям нужны сказки» (так называется его монография), ибо они являются необходимой пищей для развития личности.

Сказки вызывают у ребенка напряженное внимание к зачаровывающим описаниям чудес, необычайных событий, оказывают сильное эмоциональное воздействие. Ребенок спрашивает себя: кто я? Откуда произошел? Как возник мир? Как появились люди и животные? В чем смысл жизни? Эти жизненно важные вопросы осмысливаются малышом не абстрактно. Он думает о собственной защите и убежище. Есть ли вокруг него какие-то еще добрые силы, кроме родителей? А сами родители - являются ли они доброй силой? Что происходит с ним самим? Сказки дают ответы на эти животрепещущие вопросы.

Многие психологи и педагоги отмечают, с каким упорством дети требуют повторения сказки с теми же деталями и подробностями, без изменения малейших мелочей, даже интонации при рассказывании. Дети в отношении сказок довольно долго остаются консервативными. Ребенку хочется, чтобы сказка рассказывалась теми же словами, что и в первый раз, ему приятно эти слова узнавать, усваивать в первоначальной последовательности, испытывать, как и при первой встрече с ними, те же чувства и в том же порядке. По мнению Б. Беттельхайма, это стереотипное поведение дает ребенку уверенность, что и на этот раз все кончится хорошо .

Детское антропоморфическое сознание наделяет игрушки, животных, различные предметы определенными человеческими характерами, основываясь на их «внешности» или «поведении» и проводя аналогию с внешностью и поведением реальных людей. Вот и в сказке человек может превратиться в животное или в камень и наоборот. Тем достовернее кажется малышу сказка.

Ребенку необходимо, чтобы его страхи были персонализированы. Драконы, чудовища, ведьмы в сказках олицетворяют трудности, проблемы, которые нужно преодолеть. Разрешение сказочных конфликтов способствует преодолению страха, ведь образность сказок подсказывает ребенку возможность победы над собственной боязливостью. Воспитание, в основу которого положена идея - держать ребенка подальше от злого, страшного, ведет к угнетению психики, но не к преодолению опасностей и страхов.

Сказки, независимо от пола и возраста их героев, имеют большое психологическое значение для детей разного возраста, мальчиков и девочек, поскольку облегчают смену идентификаций в зависимости от проблем, волнующих ребенка. Например, вначале ребенок, читая сказку братьев Гримм, идентифицирует себя с Гретель, которую ведет Гензель, в дальнейшем подросшая девочка идентифицирует себя с Гретель, победившей ведьму.

Ребенок легко входит в непривычную для него сказочную обстановку, мгновенно превращаясь в Королевича, и вместе с тем так же свободно переключается на прозаическую повседневность. Малыш интуитивно чувствует, что сказки нереальны, но в то же время допускает, что это могло происходить и в действительности. Так проявляется двойственность литературных переживаний ребенка: ощущение сказочного в реальном, обыденном и реального в сказочном, волшебном.

Кроме ожидания необычайного, чудесного, волшебного, детскому возрасту присуща еще одна потребность. Ребенок хочет подражать окружающим его сильным, смелым, ловким, умным взрослым, но ему не всегда это удается. В сказке же все возможно. Маленький мальчик (девочка), смелый и находчивый, выходит победителем из всех испытаний. Он может перелететь за тридевять земель в тридесятое царство и победить дракона о трех головах. Большие и малые мечты ребенка осуществляются в мире сказки, которой он сопереживает, когда слушает или рассказывает свой собственный вариант ее. Иными словами, малыш как бы реализует свои неосознанные желания, не всегда выполнимые в жизни.

Однако мир сказки обеспечивает не только реализацию неудовлетворенных желаний. Решающую роль играет здесь мотив достижения равенства или, пользуясь психологической терминологией, мотив компенсации. Б. Беттельхайм рассказал следующий случай. Пятилетний мальчик, прослушав сказку о Гансе, победителе великанов, спросил маму, бывают ли великаны. Пока мама обдумывала утешительный ответ, он заключил: «Но ведь есть взрослые, а они все равно что великаны. Маленький хитрый мальчик может их перехитрить». Сказки дают ребенку уверенность, что в конце концов, он может одолеть великанов, а став взрослым, таким же великаном, сравняется с ним и силой.

У детей из-за их социально зависимого положения часто бывают всякого рода огорчения, терпят крах их устремления, намерения, поступки, что обычно компенсируется ребенком в мечтах, в воображении. Сказка создает прекрасную основу для этой компенсационной потребности, приводя все непременно к счастливому концу. Сказки полны героями и ситуациями, способными дать толчок процессам идентификации и отождествления, с помощью которых ребенок может косвенным путем осуществить свои мечты, компенсировать свои мнимые или подлинные недостатки. Дело в том, что детское видение мира, образ мышления детей и психологическая специфика сказок характеризуются тесным родством в своем тяготении к противоположностям, крайностям. Сказочные образы не амбивалентны, как это свойственно человеческим характерам в реальной жизни. Там один брат глуп, другой умен, одна сестра трудолюбива и прилежна, другая ленива и т. п. В сказках противоборствуют лишь чрезвычайно сильные и очень слабые, невероятно храбрые и невыносимо трусливые герои, великаны и карлики. В восприятии и оценках литературных произведений детьми также преобладают полярности, «белые» и «черные» тона. Вот почему «детям нужны сказки», ведь в лучших своих образцах они, по словам В. А. Жуковского, нравственно чисты и не оставляют после себя «дурного, ненравственного впечатления». Благодаря сказкам у ребенка вырабатывается способность сопереживать, сострадать и сорадоваться, без которой человек не человек. Ибо цель сказочников - «воспитывать в ребенке человечность - эту дивную способность человека волноваться чужими несчастьями, радоваться радости другого, переживать чужую судьбу как свою».

Лучшие сказки социальны по своей сути.

Другое дело, что ни один из жанров детской литературы не следует возносить на пьедестал. Он не должен подавлять собой другие виды словесности. В литературе, как и в реальной жизни, должна быть гармония, разумное сочетание всех составляющих элементов. Детям необходима фантазия, но необходимо и знание реальности.

Исследователям еще предстоит проанализировать социальные, психологические и педагогические функции сказок, их культурологическую, этнографическую и литературную сущность, ибо вопросы эти решены пока лишь в первоначальном приближении.

Для педагогов же особо значима проблема эстетического воспитания детей на материале сказки. Художественная литература, в том числе сказка, как образное отражение мира требует от читателя особых качеств восприятия: творческого воображения, развитой наблюдательности; чувства образного слова, авторской позиции и гармонической целостности произведения; понимания внутренних психологических мотивов поведения литературных героев. Эти качества в своей совокупности составляют особый тип восприятия - эстетический. Эстетическое восприятие развивается в результате широкого знакомства с художественной литературой, овладения необходимыми знаниями, накопления опыта переживаний и жизненных впечатлений. Поэтому так важна серьезная, продуманная работа со сказкой с самого начала приобщения ребенка к литературе.

Большое внимание этой работе уделял В. А. Сухомлинский. Он подчеркивал, что «сказка - это активное эстетическое творчество, захватывающее все сферы духовной жизни ребенка, его ум, чувства, воображение, волю. Оно начинается уже в рассказывании, высший его этап - инсценирование».

Творчество, в нашем случае «сказочное», базируется на игре. Максимальное обогащение работы со сказкой элементами игровой деятельности заложит более глубокие основы литературного воспитания, облегчит ребенку переход из детского сада в школу, создаст фундамент для дальнейшего его обучения и развития.

Знакомство ребенка со сказкой начинается с выразительного чтения ее взрослым. Характер и содержание последующей работы обусловливаются самим литературным произведением, возрастом детей, уровнем их развития. Педагог избирает какой-то один метод или прибегает к сочетанию разных методов в зависимости от задач, которые он перед собой ставит.

Рассмотрим основные методы работы с детьми (В. А. Запорожец, Ф. А. Сохин, Л. Е. Журова, В. И. Лейбсон).

I. Целенаправленное наблюдение

1. Воспитатель, родители могут совместно с детьми рассмотреть, какими средствами сказочник добивается соответствующего впечатления (картины природы, описания героев, их поступков, юмористические пассажи, драматические повороты сюжета). Пересказ детьми прочитанного, отдельных эпизодов внесет необходимые акценты в суть переживаемого.

2. Словесное рисование детьми по прочтении текста характеров героев, обстановки, «интерьера» сказки.

3. Рисование детьми иллюстраций к прочитанному тексту. Сопровождение рассматривания готовых работ словесными рассказами и пояснениями. Лепка сказочных персонажей из доступных материалов, изготовление карнавальных масок, костюмов (костюмы гнома, Бабы Яги, Водяного, Привидения не очень сложны. А уж «волшебные атрибуты»: связка ключей, метла, колдовская книга - вообще изготовить легко). После рисования, лепки, изготовления костюмов можно провести обсуждение иллюстраций и поделок.

4. Подбор наиболее подходящей музыки к сказке (отдельным фрагментам) с учетом места действия (мельничный пруд, лес, старинный замок и т. д.) и характера действия.

II. Сравнение

1. Игра в сравнения («Кто на кого похож? Что на что похоже? У кого сравнение точнее, у кого - самое неожиданное и в то же время точное?»).

2. Сравнение иллюстраций разных художников к одному и тому же тексту.

3. Сравнение прочитанного с целью актуализации читательского опыта. Например, можно предложить детям сравнить сказки О. Пройслера и ответить на следующие вопросы: что общего между этими сказками? В чем различие? Что общего между героями сказок? Какие другие сказки они напоминают?

III. Узнавание и воспроизведение стилистических особенностей

1. Узнавание автора по стилю. Например, характерная особенность сказок О. Пройслера - юмор, лукавый, добродушный и вместе с тем, если можно так сказать, «реалистический». Дети смогут определить его авторство после прочтения педагогом нескольких юмористических отрывков.

2. Узнавание детьми иллюстраций к ранее прочитанной книге или узнавание места в книге, к которому относится показанная иллюстрация, что дает возможность почувствовать стиль автора, развивает эстетическую память и актуализирует прочитанное.

3. Драматизация. Разыгрывание сценок из сказки, возможно, в форме викторины. Зрители могут отгадывать, какой это герой, из какой сказки.

4. Литературный театр. Синтетическая и свободная форма, включающая драматизацию, выразительное чтение, демонстрацию рисунков и поделок, прослушивание музыкальных произведений (фрагментов), выставку книг писателя.

IV. Эксперимент с художественным образом

1. Рассказывание от имени одного из героев произведения. Традиционный пересказ прочитанного модифицируется в данном случае благодаря возможности как бы проигрывать разные роли. Ребенок учитывает в своем пересказе речевые особенности героя, его характер, отношения с другими персонажами книги.

2. Герои среди нас («Хёрбе пришел к нам в гости», «Питер Пэн у нас дома» и т. п.). Персонажи сказок переносятся в современную обстановку и реагируют на все происходящее в соответствии со своими характерами. Задание, помимо фантазии, развивает чувство юмора, актуализирует читательский опыт.

3. Домысливание судьбы героя. Это задание предполагает развитие идеи автора, домысливание дальнейшей деятельности героя в рамках тех обстоятельств, которые описаны в книге. Если предыдущее задание имеет юмористический, даже пародийный характер, то здесь все рассчитано на детскую фантазию, «вживание» в образ.

V. Оценка и суждение

1. Мой любимый герой. Даже самые маленькие в состоянии, вспомнив прослушанное, аргументированно доказать достоинства своего героя и убедить слушателей.

3. Тематические беседы (индивидуальные или коллективные) о прочитанном («О каких событиях идет речь в сказке? Встречались ли подобные события в других сказках? Где происходит действие? Знакомо ли это место по другим сказкам?»).

4. Беседа (индивидуальная или коллективная) о литературных героях. Задача беседы - развить художественные ассоциации («На какого героя из ранее прослушанных сказок похож герой новой сказки? Чем те герои (герой) отличаются от только что узнанного и в чем их сходство?»).

3. Беседа о жанре («Какие еще сказки ты знаешь? Какие сказки ты больше любишь: о современности или о прошлом? Какие сказки, посвященные нашей современности, ты знаешь? Какие ты помнишь сказки, где действуют только животные? Где показаны чудеса техники? Какие ты помнишь сказочные фильмы, спектакли?»).

6. Беседа об авторе. После предварительной работы воспитатель может в доступной для детей форме рассказать о русских сказочниках (К. Паустовский, А. Платонов, В. Бианки, И. Токмакова, Р. Погодин, Э. Успенский) и зарубежных (X. К. Андерсен, А. Линдгрен, О. Пройслер, Д. Родари, Т. Янссон и др.). Рассказ о зарубежном сказочнике хорошо предварить рассказом о его стране. Полезно отметить черты творчества, рожденные народной сказкой, и вместе с тем элементы новаторства. Можно сообщить о памятниках, посвященных сказочным героям и авторам сказок, и о памятных местах, связанных с их именами (памятники «Питер Пэн» в Лондоне, «Нильс Хольгерсон с дикими гусями» в Токио, «Дикие лебеди» в Оденсе, «Пиноккио» - в Коллоди, «Русалочка» и два памятника Андерсену в Копенгагене; Андерсенград под Санкт-Петербургом, Диснейленд в США, Дом-музей Андерсена в Оденсе, Дом-музей С. Лагерлёф в ее имении Морбакка, Пушкинские горы, Треблинка, где погиб Я. Корчак и т. д.).

7. Самая смешная сказка. Самый смешной эпизод («Какие еще смешные книжки ты помнишь?»). Такую же беседу можно провести о самой страшной, самой печальной книжке - в любом случае у ребенка развивается литературно-ассоциативное мышление и возникает определенная систематика прочитанного: по сходству и различию героев, авторов, по сходству полученных от книг впечатлений. Наряду с этим вырабатывается умение выделять в книге конкретный эпизод.

Воспитатель может также организовывать различные игры, викторины, «часы сказок», оформить «комнату» или «уголок» сказок. Об интересном опыте рассказывает санкт-петербургский библиотекарь М. Гамова (Дифференцированное руководство чтением детей. - Л., 1983. - С. 59). В ее библиотеке организовано «Бюро находок», в котором хранятся вещи сказочных героев, самостоятельно изготовленные детьми. С воспитанниками детских садов, приходящими на экскурсии в библиотеку, в «Бюро» проводятся викторины. Сразу же выяснилось, каких героев любят дети. Больше всего повезлоыы Незнайке и Буратино, так как в «Бюро» принесли множество голубых шапочек Незнайки, «золотых» ключиков и колпачков Буратино. Есть в «Бюро» и метла Бабы Яги, и корзиночка Красной Шапочки, и снежинка из «Снежной королевы».

Увлекательную игру «Строим музей сказок» придумали сотрудники Московского дома детской книги. Дети под руководством педагогов сначала выбирали дом для музея, называя крестьянскую избу и царские палаты, терем и пряничный домик, ледяной дворец, даже рукавичку и пустой горшок. Важно было, чтобы каждый ребенок, предлагая что-то, знал, из какой это сказки. Затем ребята определяли, что будет расти вокруг музея (репка, цветик-семицветик, аленький цветочек, тюльпаны, розы и т. д.), какие водоемы будут в саду (молочная речка с кисельными берегами, море-океан, ручей с живой и мертвой водой), какие волшебные существа там поселятся (Курочка Ряба, Змей Горыныч, Конек-Горбунок, три поросенка). Потом дети украшали музей, подбирали портреты героев зеркала (по сказкам «Алиса в Зазеркалье» Л. Кэрролла, «Снежная королева» X. К. Андерсена, «Сказка о мертвой царевне...» А. Пушкина); волшебные предметы для витрин (волшебная палочка, ковер-самолет, скатерть-самобранка, сапоги-скороходы, ступа и метла, волшебный горшок, волшебная лампа, музыкальная табакерка). Назначали дети и дежурных по музею - маленьких волшебных человечков (эльфы, Карлсон, Буратино, Белоснежка, Нильс, Чиполлино, Дюймовочка и др.), даже задумывались, чем будут кормить хранителей музея (молодильные яблоки, репка, каша из топора, нектар, роса, хлеб, пирожок). Так дети приобщались к творчеству.

Каждую сказку можно обыграть многократно. Особенности художественного текста, уровень развития детей подскажут, как играть, во что и какие задачи при этом решать. Важно только помнить, что работа со сказкой длительная и кропотливая. Нельзя ждать от нее немедленного результата. Л. С. Выготский писал: «Искусство есть скорее организация нашего поведения на будущее, установка вперед, требование, которое, может быть, никогда и не будет осуществлено, но которое заставляет нас стремиться поверх нашей жизни к тому, что лежит за ней.

Поэтому искусство можно назвать реакцией, отсроченной по преимуществу, потому что между его действием и исполнением лежит всегда более или менее продолжительный промежуток времени» .

2 . Сказки Пушкина

Сказки в русском народном духе Пушкин писал на протяжении почти всего своего творчества, с 1814 до 1834 г. Они резко разделяются на две группы: ранние (до 1825 г.) и поздние. Наше представление о пушкинских сказках, как о важной и серьезной области его поэзии, относится только к поздним его сказкам («Сказка о попе», «О медведихе», «О царе Салтане», «О рыбаке и рыбке», «О мертвой царевне» и «О золотом петушке»).

Ранние сказки Пушкина, а также поэмы на сказочные сюжеты («Бова», «Царь Никита и сорок его дочерей») вовсе лишены подлинной народности, свойственной зрелому пушкинскому творчеству. В них мы не найдем ни выражения чувств и интересов народа, крестьянства, ни сознательного усвоения и переработки форм и приемов устного народного творчества. Пушкин в них лишь использует отдельные элементы народной поэзии: сказочный сюжет или мотив, имена сказочных персонажей, отдельные обороты народного стиля и языка. Подобным образом использовали народное творчество почти все русские писатели XVIII и начала XIX в.

Устная народная поэзия сопровождала всю жизнь крестьянина, от рождения до смерти, от колыбельной песенки до похоронного причитания. Повсюду в народе пелись песни, рассказывались сказки. Пели ямщики в пути, песни звучали во время работы и в праздники, в хороводах и на свадьбах, пели и рассказывали на зимних посиделках. Весь быт народа, его страдания и радости, его борьба, его исторические воспоминания - все это получало выражение в народной поэзии, в песнях, былинах, сказках, преданиях, передававшихся от поколения к поколению, обновлявшихся или создававшихся впервые.

Писатели XVIII и начала XIX в. с детства были окружены этой стихией народной поэзии. Она, естественно, проникала и в их собственное творчество. Подражания народным песням или сказкам писали почти все поэты, независимо от их социальных и политических взглядов: и Сумароков, и Державин, и Радищев, и Карамзин, и Дельвиг, и Жуковский, и Катенин, и многие другие. Но из всего богатого и разнообразного моря народной поэзии дворянскими писателями того времени воспроизводились почти исключительно темы и сюжеты, не затрагивающие социальных противоречий крепостной действительности: лирические любовные песни и волшебные сказки. Иногда, как в ранних сказках и поэмах Пушкина (или в «Бове» Радищева), народные образы привлекались для создания грубовато-эротических картин и сюжетов.

Переход Пушкина в середине 20-х гг. к реализму сопровождался у него глубоким интересом к народу. Юношеский лирические сетования на судьбу крепостного крестьянина («Увижу ли, друзья, народ неугнетенный?»), романтический горькие жалобы на отсутствие революционных настроений п народе («Паситесь, мирные народы! // Вас не пробудит чести клич») заменяются теперь пристальным и проницательным изучением народа, его жизни и потребностей, его «души». Этому изучению содействовало пребывание поэта в ссылке в Михайловском в самом тесном общении с крестьянами, и дворовыми. В отличие от декабристов Пушкин старается подойти ближе к народу, понять его интересы, мечты, идеалы. Как поэт, он знает, что все чувства и мысли народа выражаются в его поэтическом творчестве. И Пушкин принимается внимательно изучать народную поэзию. Он записывает песни и народные обряды, заставляет свою няню снова рассказывать ее сказки, знакомые ему еще с детства, - теперь он по-иному их воспринимает, ищет в них выражения «народного духа», вознаграждая тем «недостатки проклятого своего воспитания»http://www.rvb.ru/pushkin/03articles/03_2fables.htm - cc1#cc1 .

Пушкин не ограничивается задачей пассивного изучения народной поэзии: он стремится проникнуть в нее, творчески овладеть ее содержанием и формой, научиться самому создавать такие же песни и сказки, какие создавали безыменные народные поэты. И это ему удалось настолько, что до недавнего времени некоторые из его произведений в народном духе (например, «Песни о Стеньке Разине») исследователи принимали за записи подлинно народных песен. В отличие от всех предшественников, Пушкин в своих «подражаниях» касается, прежде всего, социальных и политических тем народной жизни. Он пишет три «Песни о Стеньке Разине», «единственном поэтическом лице русской истории», как назвал его Пушкин в одном письме. Серьезные социальные темы затрагивает он и в своих сказках.

Своего рода ступенью к народным сказкам были у Пушкина две баллады на народные сюжеты: о девушке, публично разоблачившей злодеев разбойников («Жених», 1825), и о страшном возмездии мужику, из трусости нарушившему свои нравственный долг («Утопленник», 1828).

С 1830 по 1834 г. Пушкиным было написано пять народных сказок в стихах, а одна («О медведихе») осталась незаконченной. Эти сказки впервые вводили в литературу подлинную, пе приноровленную к интересам дворянского читателя народную поэзию, то есть не только занимательные, фантастические приключения героев или любовные переживания «красной девицы» и «доброго молодца». В пушкинских сказках затрагивается социальная тема (о жадном попе и батраке, наказавшем его, о мужике, которого тем больше угнетают, чем больше благ доставляет он своим угнетателям), говорится л о моральных идеалах народа («Сказка о мертвой царевне») и т. п.

Самым существенным отступлением пушкинских сказок от типа народной сказки была стихотворная форма, которую придал поэт этому прозаическому народному жанру, подобно тому, как в «Евгении Онегине» он превратил традиционный прозаический жанр романа в «роман в стихах».

Пушкиным созданы сказки двух типов. В одних («Сказка о попе», «Сказка о медведихе» и «Сказка о рыбаке и рыбке») Пушкин стремится воспроизвести не только дух, сюжеты и образы народного творчества, но и народные формы стиха (песенного, поговорочного, раешного), языка и стиля. Сказки о попе и о медведихе написаны подлинно народным стихом, «Сказка о рыбаке и рыбке» - стихом, созданным самим Пушкиным и близким по своему строению к некоторым формам народного стиха. Поэт здесь как бы перевоплощается в народного сказителя. Мы не найдем в этих сказках ни одного слова, ни одного оборота, чуждого подлинно народной поэзии.

Остальные три сказки («О царе Салтане», «О мертвой царевне», «О золотом петушке») написаны более «литературно» - литературным, равномерным стихом (четырехстопный хорей с парными рифмами); Пушкин употребляет в них иной раз чисто литературные поэтические выражения и обороты, хотя по общему духу, мотивам и образам они полностью сохраняют свой народный характер.

Пушкин хорошо знал, что многие сказочные сюжеты или отдельные мотивы существуют в устном творчестве разных народов, переходят, видоизменяясь, от одного к другому. Поэтому он, подобно настоящему народному сказителю, брал, когда это было нужно, то или иные мотивы, детали сюжета из иноязычного фольклора, чудесным образом превращая их в подлинно русские. Немало вносил он в сказки и своего собственного: по-своему изменял народный сюжет, упрощал или усложнял его, вводил свои образы (золотой рыбки, царевны-Лебедь и т. п.).

В своих сказках Пушкин использовал элементы и других жанров народной поэзии - песен, заговоров, причитаний. Таковы, например, заклинание Гвидона, обращенное к волне, или королевича Елисея - к солнцу, месяцу и ветру, напоминающие плач Ярославны из «Слова о полку Игореве».

Сказки Пушкина - не простое переложение в стихи подлинных сказок, а сложный по своему составу жанр. Пушкин выступает в них и как реконструктор испорченной в устной народной передаче народной сказки, и как равноправный участник в ее создании.

Но понятые в их значении современниками, недооцененные позднейшей критикой, сказки Пушкина были приняты народом. Одна из сказок Пушкина («О рыбаке и рыбке») была записана со слов народного сказителя как чисто народная сказку.

3. Воспитание сказками Пушкина

Пушкин в своих сказках называет чувства. Проведя некоторое исследование, мы убедились, что современные «дети не знают названия чувств»; «Из богатой палитры чувств они в основном замечают крайние: любовь - ненависть, радость - горе». А ведь есть жалость, сочувствие, зависть и т.д., и т.д. и у Пушкина что ни строчка, то целая палитра эмоций, чувств, настроений. «Поэзия Пушкина, в том числе и его сказки, - пишет И.И.Тихомирова,- лучший воспитатель чувств. Обратим внимание на содержащееся в сказках богатство словесных терминов, выражающих чувства в форме существительных: грусть, горе, восхищение, тоска, злость.

Среди терминов читатель найдёт и целую коллекцию разнообразных глаголов, передающих эмоциональное состояния и их проявления: „вздуриться“, „испугаться“, „взмолиться“, „дивиться“, „повиниться“, „потешиться“, „озлиться“, „осердиться“ и др. Чувства передаются автором также посредством метафор (»грусть-тоска меня съедает"), восклицаний («ах, и зарыдали оба»), эпитетов («с грустной думой на лице», «ласковое слово», «сварливая баба», «злая доля», «изумлёнными глазами», «ободрённою душою»), сравнений («а царица над ребёнком, как орлица над орлёнком», «словно горькая вдовица», «выступает будто пава»), обращений («свет мой, солнышко», «братцы вы мои родные», «ах ты, дитятко девица!»), наречий («усмехнувшись исподтиха», «громогласно возопил», «добродушно весела»). Каждое из выделенных слов и сочетаний может стать материалом для разговора с читателями-детьми о сложной и многогранной сфере человеческих чувств… Важная роль в языке чувств принадлежит, как ни странно, молчанию и надо обратить внимание детей. Положительные персонажи у него обычно молчаливы. Свои чувства они выражают сдержанно, немногословно: как день ненастный тих Гвидон, в горести душевной ищет свою невесту Елисей, кротко говорит о своих переживаниях царевна, попавшая в чужой дом. В отличие от них отрицательные персонажи крикливы, их чувства малоуправляемы, их накал доведён до аффектов, сопровождаемых часто бранью («Дурачина ты, прямой простофиля») или физическим действием («Она бьёт их, за чупрун таскает»)».

Заключение

Сказка - целое направление в художественной литературе. За долгие годы своего становления и развития этот жанр стал универсальным жанром, охватывающим все явления окружающей жизни и природы, достижения науки и техники.

Подобно тому, как народная сказка, постоянно изменяясь, впитывала в себя черты новой реальности, литературная сказка всегда была и есть неразрывно связана с социально-историческими событиями и литературно-эстетическими направлениями. Литературная сказка выросла не на пустом месте. Фундаментом ей послужила сказка народная, ставшая известной благодаря записям ученых-фольклористов.

Литература

1. Бойко В волшебной пушкинской стране – М., 2003

2. Высочина Е.И. Образ бережно хранимый. Жизнь Пушкина в памяти поколений.- М.: Просвещение, 1989.

3. Гордин А. Пушкинский заповедник.- М.: Искусство, 1956 .

4. Журнал «Крестьянка», № 6/98 г.

5. Кунин В.В. Жизнь Пушкина, рассказанная им самим и его современниками.- М., 1987.

6. Лотман Ю.М. Александр Сергеевич Пушкин.- Л.: Просвещение, 1982.

7. Русаков В.М. Уважен за имя. - М.: Советская Россия, 1987.

8. Скатов.Н.Н. Пушкин.- Л.: Детская литература, 1991.

9. Тихомирова И.И. Воспитание сказками Пушкина. // Дошкольное воспитание№ 2,6/1998

10. Тытянов Ю.Н. Пушкин. - М.: Книга, 1983.

Выготский Л. С. Психология искусства. - М., 1968. - С. 315.

В.Беттельхайм Детская сказка. / Пер. Максимовой. – М., 1980.

Чуковский К. И. От двух до пяти. - М., 1963. - С. 226.

Сухомлинский А. И. Избр. пед. соч. -М., 1979. - Т. 1. - С. 183.

Психология искусства. - М., 1968. - С. 322

дипломная работа

1.3 Центральные образы волшебных сказок

волшебный сказка развитие школьник

Герои волшебных сказок - внутренне статичные образы-типы. Сказку не интересует педагогика: мир типических переживаний русского человека, во всех его оттенках, талантливо отобразила богатейшая фольклорная лирика. В сказке же перед нами предстают не характеры, а типы, то есть носители какой-то главной идеи, определяющей образ. Они внутренне статичны, и это может подчеркиваться повторяющимся прозвищем, портретом, изображением жилища. Однако внутренняя неизменяемость сказочных образов-типов сочетается с присущим им внешним динамизмом.

Для волшебных сказок характерна устойчивая повторяемость однотипных персонажей в разных произведениях, но только в пределах своего жанра. Благодаря этому сказочные сюжеты могли соединиться в одном повествовании, то есть происходила контаминация. Контаминация (от лат. - смешение, соединение) - объединение в одном художественном произведении двух и более самостоятельных произведений или их частей. Выявление контаминированных сюжетов обозначает и основные пути анализа сказок. Например, известно, что в русских сказках типическая черта лисы - хитрая, коварная, обманщица, плутовка. Оттого, что в сказках о лисе всегда сохранялся один и тот же тип образа (хотя и приобретал в разных сюжетах дополнительные оттенки: лиса-повитуха, плачея, даже "исповедница"), то есть вследствие типизации данного персонажа все сказки о лисе можно свести к одному повествованию. В устной традиции некоторые из этих сказок превратились в устойчивые контаминации, то есть обычно рассказываются вместе: "Лиса крадет рыбу с воза" + "Волк у проруби" + "Битый небитого везет". Контаминации сказочных сюжетов известны всем народам.

Число персонажей в сказке не соответствует числу действующих лиц, поскольку одной функцией наделяются различные персонажи. Так, в роли вредителя выступают змей, Кощей, мужичок с ноготок, баба-яга и другие, в роли дарителя - бабушка-задворенка, чудесные птицы и т. д. В волшебных сказках другие персонажи. Зло представлено в них фантастическими, отвратительными чудовищами. Это, прежде всего, Кощей Бессмертный - страшный, сильный старичище, похищающий женщин - как правило, мать, жену или невесту героя сказки. Это и Баба Яга -- «костяная нога, сама на ступе, нос в потолок, одна нога в правый угол, а другая - в левый». Это Змей Горыныч, пышущий огнем, о трех, шести, девяти или двенадцати головах. Это может быть и «мужичок с ноготок - борода с локоток» и др. Эти чудовища несут гибель людям и царствам. Они необыкновенно сильны и агрессивны. Но злое начало воплощают в себе и человеческие персонажи. Это ненавидящая детей мужа мачеха, это старшие братья героя и т. д. [Зуева 2010: 107].

Со всеми ними ведут борьбу не на жизнь, а на смерть главные герои волшебных сказок - Иван-царевич, Иван-дурак, Иван Быкович. Их отличают скромность, трудолюбие, верность, доброта, готовность прийти на помощь, бескорыстие. Все это вызывает у нас восхищение. Мы сочувствуем им в трудную минуту, радуемся их победам. Все вместе они воплощают неписаный моральный кодекс народа. Иван Быкович, не задумываясь, идет защищать народ от Змея; Иван-царевич отправляется на поиски матери, которую внезапно похитил Кощей; Иван-дурак беспрекословно выполняет просьбу умершего родителя приходить к нему на могилу.

Волшебные сказки утверждают: тот выйдет победителем в борьбе с врагом, кто любит свой народ, почитает родителей, уважает старших, хранит верность любимому человеку, кто добр и справедлив, скромен и честен.

При всем сюжетном различии волшебные сказки обладают единством поэтической структуры. Это выражается в строгой соотнесенности мотивов, образующих последовательно развивающееся действие от завязки через развитие действия -- к кульминации, ведущей к развязке. Действие сказки строится по принципу нарастания: каждый предшествующий мотив поясняет последующий, подготавливая события основного, кульминационного, который передает наиболее драматический момент сюжетного действия: Иван-царевич побеждает Кощея, выполняет трудные поручения морского царя, Ивашка сжигает ведьму, царь раскрывает козни ведьмы и возвращает жене, обращенной в рысь, облик красавицы царицы, Кульминационный, или, иначе, центральный, мотив специфичен для каждого сюжета. Остальные могут варьироваться, т. е. подменяться сходными по содержанию мотивами в рамках данного сюжета.

Конфликтность, выражающаяся в резком противопоставлении основных действующих лиц, непременное условие сюжетного действия. В волшебной сказке она всегда мотивирована. Традиционными мотивировками, определяющими поступки героев, являются женитьба, желание получить чудесные предметы, уничтожение противника, наносящего герою (его семье или людям вообще) какой-то вред, например уничтожение посева, похищение царевны и т. п. Одна сказка может содержать две мотивировки (например, Иван-царевич побеждает змея и одновременно находит в подземном царстве себе жену). В зависимости от направленности сюжета мотивировки могут получать героическую, бытовую или социальную окраску. Композиция волшебной сказки по-своему проста, но эта простота -- ясность сложного, результат многовековой шлифовки сказки в процессе ее бытования. Падчерица вежливо отвечает Морозке и он награждает ее, дочери мачехи грубят Морозке и погибают.

При учете сюжетных различий, авторских интерпретаций сказочные персонажи предстают широкой галереей типических образов. Среди них образ героя особенно важен, ибо он во многом определяет идейно-художественное содержание волшебных сказок, воплощая в себе народные представления о справедливости, доброте, истинной красоте; в нем как бы сконцентрированы все лучшие качества человека, благодаря чему образ героя становится художественным выражением идеала. Высокие моральные качества героев раскрываются через их поступки. Однако в сказках можно обнаружить элементы различного характера, попытки передать внутренний мир героев, их душевную жизнь: они любят, радуются, огорчаются, гордятся победой, переживают измену и неверность, ищут выход из сложных ситуаций, подчас ошибаются. То есть в сказке мы уже находим наметки изображения личности.

И все же говорить об индивидуализации образов можно с известной долей условности, так как многие черты, присущие герою одного сюжета, будут повторены в героях других сказок. Поэтому справедливо мнение об изображении в сказках единого народного характера. Этот народный характер нашел воплощение в разных типах героев -- мужских и женских образах.

Сказочный герой по существу безымянен. Имя Иван допускает любые замены -- Василий, Фрол, Иван крестьянский сын, Иван Медведко и другие.

В начале сказки он называется среди прочих действующих лиц: «Жил-был царь, у него было три сына» -- таково типичное начало большинства волшебных сказок. Чтобы выделить героя среди второстепенных персонажей, сказка вводит ряд традиционных положений и ситуаций, связанных только с героем. Он молод, среди братьев он всегда младший и поэтому ему не доверяют. Определение «младший» может быть не только возрастным, но и социальным: Иван-дурак презираем старшими братьями, его лишают наследства, Иван крестьянский сын, как младший, противопоставляется царским сыновьям.

Не редко героя отличает чудесное рождение: царица съедает горошину, выпивает воды из колодца или ручья - у нее рождаются сыновья-близнецы. Иван Медведко родится от брака человека и медведя, чудесную рыбу съедают царица, служанка и корова, у каждой из них рождается сын, но сын коровы (Иван Быкович) проявляет в будущем черты героя.

Эти мотивы, начинающие сказку, в силу своей традиционности, являются как бы сигнальными ситуациями, которые обращают внимание слушателей на героя и соответственно определяют отношение к другим персонажам. Такая предвзятость усиливает эмоциональное восприятие.

В большинстве волшебных сказок герой в отличие от других персонажей наделяется необычайной силой. Богатырство его обнаруживается уже в детстве, он «растет не по дням, а по часам», «выйдет на улицу, кого за руку схватит -- рука прочь, кого за ногу схватит -- нога прочь». Ему по силе лишь чудесный конь, который ожидает ездока по себе в подземелье, прикованный двенадцатью цепями. Отправляясь в путь, царевич заказывает себе палицу в двенадцать пудов. Та же сила скрыта и в Иване-дураке («Сивка-Бурка»): «...Ухватил клячу за хвост, содрал с нее шкуру и закричал: «Эй, слетайтесь, галки, карги и сороки! Вот вам батюшка корму прислал».

Следует отметить, что любое качество героя сказка дает не как щадит животных; Иван-дурак на последние деньги выкупает собаку и кошку, освобождает журавля, попавшего в силки; охотник, терпя нужду, три года кормит орла. Таким же проявлением идеальных качеств становится выполнение долга, почитание старших, следование мудрым советам. Обычно советы исходят от стариков и женщин, которые воплощают в себе жизненный опыт, умение предвидеть события. Эти персонажи часто выступают в функции чудесных помощников. В сказке о трех царствах Иван-царевич, отправляясь на поиски похищенной матери, побеждает многоголового змея, следуя ее наказу «не бить оружием дважды» или переставить бочки с «сильной и бессильной водой». Сюжет «Поди туда, не знаю куда» весь строится па выполнении стрельцом мудрых советов своей жены. Невыполнение наказа, нарушение данного слова расцениваются как провинность и несут за собой тяжелые последствия: у Ивана-царевича похищают чудесные предметы, невесту.

Особую убедительность правильным поступкам придает начальное ошибочное поведение. Иван-царевич думает, где достать богатырского коня. На вопрос встречной бабушки-задворенки, о чем он задумался, отвечает грубостью, но затем одумывается, просит у старушки прощения и получает нужный совет.

Личность героя проявляется в поступках, в его реакции на внешний мир. Сюжетное действие (ситуации, в которые поставлен герой) служит раскрытием и доказательством истинно положительных качеств человека, правильности его поступков, как соответствующих нормам поведения человека в обществе. За каждый добрый поступок герой награждается волшебными предметами: шапкой-невидимкой, скатертью-самобранкой, чудесными животными - богатырским конем, зверями-помощниками. Награда может быть в виде совета - где найти коня, как отыскать дорогу к суженой, одолеть змея [Пропп 2010: 219].

Волшебная сказка знает два основных типа героев: Ивана-царевича -- героя волшебно-героических сюжетов («Три царства», «Кащей Бессмертный», «Молодильные яблоки» и др.) и Ивана-дурака - героя сказок «Сивка-Бурка», «Волшебное кольцо», «Чудесные дары», «Конек-горбунок» и др. Существование различных типов героев находит свою историческую и эстетическую обусловленность, последняя определяется стремлением всесторонне раскрыть общенародный идеал. Цель героя в разных сюжетах различна: возвратить людям свет, который проглотил змей, избавить от чудовища мать и найти братьев, вернуть зрение и здоровье старика, обращает царицу в белую утку, а потом пытается погубить и ее детей.

Раскрывая образы своих героев, сказка передает народные представления о людях, их взаимоотношениях, утверждает доброту и верность. Образ героя раскрывается в сложной системе сюжетных противопоставлений. Антитеза -- это художественный прием, с помощью которого центральный образ получает углубленную характеристику. Противопоставление героя его противнику (вредителю) имеет особенное значение, так как взаимоотношения этих персонажей являются выражением различных жизненных принципов и таким образом становятся средством раскрытия идейного содержания сказок.

Основным типам героев -- активному (Иван-царевич) и пассивному (Иван-дурак, падчерица) -- соответствуют и типы противников. Условно их можно разделить па две группы: чудовищных противников «иного» царства-змей, Кащей, баба-яга и другие и противников «своего» царства -- царь, царевна, братья и пр. [Прусс И. 2013:47].

Чудовищные противники -- персонажи героических сюжетов. Народная фантазия рисует их фантастическими чудовищами. Намеренно изображая героев внешне обычными людьми -добрым молодцем, красной девицей, сказка прибегает к гиперболе при описании врагов: девятиглавый змей, мужичок с ноготок - борода с локоток. Все они агрессивны, несут людям гибель и разрушение: похищают женщин, детей, сжигают царства. Но чем чудовищней противник, тем большей решимостью и мужеством должен обладать герой.

Антагонистические отношения героя и его противника составляют сюжетную основу всех волшебных сказок. Но при общем сходстве сюжетной фабулы ни одна сказка тем не менее не повторяет другую. Это различие кроется, в частности, в сюжетном многообразии, которое во многом обусловлено многочисленностью образов противников. Каждому из них присуща конкретная традиционная функция в сюжете, отсюда различия в облике, атрибутах, свойствах, порождающих особые формы борьбы с ними. Число противников героя еще более увеличится, если принять во внимание, что за одним именем могут скрываться различные персонажи.

Таким образом, помимо основных действующих лиц - героя и его противника - в сказке немало и других персонажей, каждому из которых присуще свое назначение в сюжетном действии; среди них особенно многочисленна группа персонажей, дарящих чудесных помощников, и самих чудесных помощников. Это персонажи только волшебной сказки.

В волшебных сказках домашние и дикие животные всегда стоят на стороне героя: конь помогает победить змея, корова Буренушка выполняет за падчерицу трудную работу, кошка и. собака возвращают похищенное царевной кольцо, медведь, волк, заяц помогают царевичу достать смерть Кащея или разделаться с колдуном - любовником сестры.

Издавна, желая избавить себя от болезней и случайных опасностей, стремясь обеспечить удачу во всех делах, народное воображение наделяло магической функцией хлеб, воду, огонь, а также множество самых разнообразных предметов: огниво, полотенце, иголку, зеркало, кольцо, нож и др. Эта вера находит подтверждение в многочисленных обрядах и обычаях, она своеобразно отразилась и в сказке о чудодейственных свойствах отдельных предметов, с помощью которых герой выполняет трудные поручения, избегает опасности. Чудесные предметы в сказке - это, как правило, внешне обычные бытовые предметы - гребень, щетка, полотенце. Чудесные свойства заключены в их действии: скатерть кормит всех голодных, полотенце расстилается рекой, гребень превращается в непроходимый лес.

Один из самых популярных отрицательных героев русской волшебной сказки является Змей Горыныч. Анкетирование среди студентов, которое состояло всего лишь из одного вопроса: «Назовите наиболее популярных отрицательных героев русских волшебных сказок в порядке убывания», показало, что наиболее «популярными» отрицательными героями русских народных сказок являются: Кощей Бессмертный, Баба Яга, Змей Горыныч, Водяной, Леший.

Вклад А.С. Пушкина в детскую литературу

В свое время Л.С. Выготский сравнивал нашу нервную систему "...с воронкой, которая обращена широким отверстием к миру и узким отверстием к действиям. Мир вливается в человека через широкое отверстие воронки тысячью зовов, влечений, раздражений...

С точки зрения содержания, выделяют следующие жанры русских народных сказок: · сказки, посвященные животным; · волшебные сказки (сказки о необычных и сверхъестественных событиях, приключенческие сказки); · социально-бытовые (социально-бытовые...

Волшебная сказка и ее изучение в начальной школе

Волшебная сказка и ее изучение в начальной школе

"Сравнительный указатель сюжетов" включает 225 сюжетообразующих мотивов волшебной сказки, самые популярные из которых (“Победитель змея”, “Бой на калиновом мосту”, “Три подземных царства”, “Смерть Кащея в яйце”, “Чудесное бегство”...

Волшебная сказка и ее изучение в начальной школе

Сказочные персонажи Наиболее древней жанровой разновидностью сказки является животный эпос. В отличие от него, волшебная сказка восходит к эпохе упадка мифологического мировоззрения, земледельческому периоду...

Волшебные сказки в детском чтении

1.1 Миф как прародитель волшебных сказок Мы редко задумываемся над тем, что стало живой основой литературного творчества. А это было «Слово». Произнесенное, «изреченное» во времена глубокой древности, оно представлялось людям знамением «свыше»...

Воспитание военного патриотизма. История прошлых войн и соотношение исторической традиции с советской классовой идеологией

Похожая ситуация произошла со школой: согласно постановлению от 15 мая 1934 года, изучать историю нужно было с «обязательным закреплением в памяти учащихся важных исторических явлений, исторических деятелей, хронологических дат»...

Изучение поэтики русской волшебной сказки

Исторические корни волшебных сказок уходят в первобытную мифологию. Многие их мотивы связаны с магией, с верой в сверхъестественные связи с животными - тотемизмом. Магическую силу имеют слова и предметы...

Методические подходы к работе над сказкой в начальной школе

Огромный мир сказок представлен народными и литературными - авторскими произведениями. Среди них - волшебные, бытовые, сказки о животных. Волшебные сказки основаны на выдумке, фантазии, волшебстве. В них действуют нереальные герои...

Народная сказка как средство нравственного воспитания детей младшего школьного возраста

По тематике и стилистике сказки можно разделить на несколько групп, но обычно исследователи выделяют три: сказки о животных, волшебные сказки и бытовые (сатирические). 1. Сказки о животных. Маленьких детей, как правило, привлекает мир животных...

Сказка как средство воспитания нравственности

Слово «сказка» впервые встречается в семнадцатом веке в качестве термина, обозначающего те виды устной прозы, для которых в первую очередь характерен поэтический вымысел. До середины девятнадцатого века в сказках видели «одну забаву»...

Формирование связной речи детей среднего дошкольного возраста с ОНР третьего уровня

Деление речи на монолог и диалог по числу участников действия (монолог - речь одного лица, диалог - речь двоих) было известно уже в Древней Греции, это деление использовалось в риторике, философии, логике...

Формирование экологического мировоззрения с помощью создания образов птиц родного края

Искусство неразрывно связано с природой. Ни один художник без знания природы, без любви к ней не создаст яркого, сильного произведения. Чувство цвета, ритма, гармонии воспитывает природа...

Химия в произведениях художественной литературы и научная состоятельность

В «Лермонтовской энциклопедии» сказано, что «поэтический язык Лермонтова лишен внешних украшений; лексически и синтаксически богатый, стилистически разнообразный, эмоционально насыщенный...

Художественное воспитание детей в сфере досуга

I ЧАСТЬ Задачи 1. Раскрыть понятие исторической живописи как жанра искусства, воспроизводящего реальные эпизоды жизни прошлых эпох, переломные события в жизни общества, а также мифологические сюжеты. 2...

СИСТЕМА ОБРАЗОВ ВОЛШЕБНОЙ СКАЗКИ

Работа над системой образов волшебной сказки на начальном этапе обучения, как правило, ограничивается анализом системы персонажей, однако со временем должна по возможности включать и анализ образов других масштабов – от образов-деталей до образа сказочного мира в целом.

Работа в данном направлении состоит из нескольких этапов:

определение типов персонажей по роли, которую они играют в сказке, и их особенностям; создание их словесного портрета (с учетом содержания и функции образов-деталей – портретных подробностей, пейзажных зарисовок, предметного мира и пр.);

обобщение подобранного материала о главных героях, составление их полной характеристики; нахождение значимых связей между образами в сюжете сказки;

определение специфики волшебной сказки через особенности ее системы образов.

При работе с системой образов необходимо научить детей не просто называть основных сказочных персонажей, но и определять роль каждого из них в сюжете сказки, давать его характеристику со стороны его сказочной функции. Разобраться в пестром чудесном мире волшебной сказки ребенку поможет типология сказочных персонажей, созданная В.Я. Проппом. Как известно, ученый выделил семь типов действующих лиц по их функциям:

вредитель (антагонист),

даритель,

чудесный помощник,

похищенный герой (искомый предмет),

отправитель,

ложный герой1.

Со всеми этими персонажами младший школьник встречается в сказке, поэтому необходимо знать их особенности. В этом поможет “Картотека сказочных персонажей”, разработанная на основе теории В.Я. Проппа.

Важно также научить детей находить в тексте, называть и представлять себе волшебные существа и волшебные предметы, которые в совокупности составляют основу чудесного мира сказки, определять при анализе соответствующих эпизодов текста смысл чудес, совершаемых этими персонажами, функцию добра или зла, которую они несут. Для этого целесообразно составить еще одну вспомогательную картотеку – “Картотеку волшебных предметов”.

Знакомство младших школьников с системой персонажей волшебной сказки осуществлялось на уроках чтения сказок “Иван-царевич, Жар-птица и серый волк” и “Крошечка-Хаврошечка”.

В ходе анализа образов первой сказки нам важно было провести сравнение действующих лиц – братьев и Ивана-царевича – и на основе сопоставления их характеров и поведения подвести детей к выводу о типах этих героев. Раскрывая особенности характера каждого из героев, дети отметили, что Иван-царевич не боялся трудностей, был смелым, храбрым, настойчивым, любил отца и слушался его и потому его можно назвать “настоящим героем”; братья же завистливы, хитры, жестоки, коварны, убили Ивана, чтобы завладеть Жар-птицей и Еленой Прекрасной, следовательно, они – “ложные герои”.

При анализе образа волка дети выдели такие его качества, как умение предсказывать будущее, способность превращаться, оживлять героев, что позволило назвать его “чудесным помощником”. Аналогично проходила работа над определением функций “волшебных предметов”, а также других персонажей сказки. Следующим этапом работы над системой персонажей стало обобщение их характеристик и установление взаимосвязей между образами, в результате чего у детей создалось целостное представление о действующих лицах произведения, причем представление более высокого уровня и качественно иное, чем на первом этапе, – представление о системе образов именно как о системе.

Работа над системой образов волшебной сказки была продолжена на уроке, посвященном сказке “Крошечка-Хаврошечка”. Выбор сказки обусловлен тем, что в ней представлены герои уже знакомых учащимся типов, поэтому им не составило труда определить их характер и функцию. Новым было определение типа “вредителя”, но, действуя по аналогии и выделив основную функцию данного героя, дети даже уточнили этот тип для конкретного образа и назвали его “вредитель-обидчик”. Углубилось и представление детей о герое: сравнив главных героев изученных сказок, школьники смогли выделить более точный их тип на основе главной функции и установили, что Иван-царевич является “героем-искателем”, тогда как для Хаврошечки более подходит название “герой-жертва”.

Изучение системы образов продолжалось на уроке внеклассного чтения, где учащиеся, анализируя прочитанные дома русские волшебные сказки, находили “чудесных помощников” и “вредителей”, “дарителей” и “волшебные предметы”. В ходе эвристической беседы был сделан вывод о том, что ни один персонаж сказки не является случайным, все герои играют собственную роль (“функцию”) в сказочном повествовании.